— А ты? — Она провела ногтями по его соскам поверх белой ткани рубашки. — А ты, Саид?
Он привык к абсолютному господству.
— Я? — дрогнувшим голосом спросил он, и Мей безошибочно уловила в его тоне нотку изумления. — Что, я, Мей?
— Сними это, — мягко потребовала она.
Ее слова заставили кровь в его жилах заструиться с огромной скоростью.
— Это… приказ? — запнувшись, спросил Саид.
Мей буквально купалась в ощущении того, что происходящее для него совершенно внове.
— Разумеется.
Вид ее головы в облаке пепельных волос, огромных синих глаз и слегка припухшего рта возбуждал его почти так же, как ее полуобнаженное тело. Саид начал расстегивать рубашку трясущимися пальцами.
— Ты поймала меня в свои сети, милая Мей, смотри, как дрожат мои руки, — пробормотал он, отбрасывая рубашку на колючую пустынную растительность. — Каков будет твой следующий приказ?
— Сними это, — распорядилась она, наслаждаясь своей властью над этим мужчиной. Этим мужчиной!
— Что? — Но вопрос, который он собирался задать насмешливо, прозвучал почти умоляюще.
— Все.
Высокие черные сапоги для верховой езды были сброшены мгновенно. А затем он коснулся пуговиц на кожаных штанах и по тому, как напряглись ее груди, понял, что Мей находится в стадии почти невыносимого возбуждения. И ты, и я, подумал он в каком-то беспомощном восторге.
Он раздевался так медленно и подчеркнуто, как только мог, и Мей потрясло, испугало и неимоверно возбудило то, что под штанами для верховой езды у него ничего не было. Абсолютно ничего. Ничто не скрывало великолепия его восставшей плоти. Сглотнув, Мей спросила себя, а не потому ли… не потому ли…
Он заметил выражение ее глаз, когда отправил штаны вслед за рубашкой.
— Ты боишься, что я — слишком мужчина для тебя?
Мей издала мягкий радостный смешок при виде такого самодовольного хвастовства.
— Может быть, это ты боишься, что я — слишком женщина для тебя!
В ответ на это он быстро и изящно стянул с нее трусики и, просунув руки под спину, расстегнул лифчик одним ловким движением, выпустив на волю великолепие молочно-белых грудей. Не дыша, он окинул взглядом ее наготу и лег поверх Мей, накрыв жадным ртом один из ее сосков, а руками лаская бедра.
Мей запрокинула голову.
— О, Саид!
— Хочешь, чтобы я остановился? — спросил он, приподняв голову и оторвавшись от ее соска, что едва не свело Мей с ума от разочарования.
— Да! Нет!
— Так что же?
— Я хочу наслаждаться этим… тобой… медленно. — Она желала бы, чтобы это длилось, и длилось, и не кончалось никогда. Саид ее, в ее объятиях, именно так, как она мечтала с той минуты, когда впервые увидела его.
— В следующий раз, — пообещал он. — Мы слишком долго этого ждали. Сейчас мы утолим голод, а позже насладимся пиром чувств.
Она почувствовала ласку его пальцев и содрогнулась.
— Это и так пир, Саид. — Она вздохнула. — И так пир.
— О, Мей… — Он улыбнулся, когда ее тело немедленно ответило на его прикосновение. — Милая, прекрасная Мей.
Но он не мог больше ждать, его желание достигло крайних пределов. И в момент, предшествовавший полному слиянию их тел, Саид почувствовал, что постиг жизнь — постиг так, как никогда не удавалось ему прежде.
Нетерпеливыми руками он развел ее бедра, и Мей ощутила его невероятную мощь. Наверное, еще слишком рано? Наверное, она не готова? Но она будто растворилась в горячем меду этого первого прикосновения, и ее бедра словно по собственной воле раздвинулись шире. И когда Саид долгим сладострастным движением вошел в нее, он глухо застонал.
Он отвечал всем ее потребностям — физическим, духовным, эмоциональным. Захваченные единым чувством, не замечая обжигающих лучей солнца, они не были больше принцем Саидом и его служащей Мей Хадсон. Они были просто мужчиной и женщиной, объединенными самым главным из всех ритмов жизни.
Мей не помнила ни поцелуев, ни слов, которые он шептал ей на ухо — то английских, то, более горячих, на незнакомом, очевидно арабском, языке. Она знала только, что звезды манят ее, что весь ее мир готов взорваться.
И его…
Когда их одновременно сотрясали судороги освобождения и восторженные крики сменились мягким звуком шуршащего по пустыне ветра, а прерывистые дыхания и покрытые потом тела успокоились, Саид посмотрел ей в лицо. Мей почувствовала, как неумолимо тяжелеют веки, но он легонько встряхнул ее.
— Нет, Мей. Ты не должна спать.
— Не должна? — машинально спросила она и расслабленно зевнула.
Он улыбнулся, но в улыбке сквозило сожаление. Даже в разгар их взаимного наслаждения она пытается бросить ему вызов! Он поцеловал палец и приложил его к губам Мей, чтобы заставить ее молчать.
— Очень скоро они приедут за нами, — сказал Саид.
Эти слова заставили ее тут же сесть. И Мей отметила, как потемнели его глаза при виде ничем не стесненного движения ее грудей.
— Кто приедет? Когда?
— Мои телохранители, — пожал плечами Саид и наклонился, чтобы поднять трусики и лифчик.
Она стряхнула песчинки с белья и, обернувшись, зло посмотрела на него.
— И они, конечно, знают, где тебя искать? — язвительно спросила она. — Это обычное место твоих маленьких шалостей?
— Мей, Мей, Мей, — пробормотал Саид. — Запальчивая прекрасная спорщица Мей! Никогда прежде я не привозил сюда женщину…
Нет, конечно нет. Ни одна западная женщина не приезжала с ним в Эль-Джар. И ни одна эль-джарская женщина не отдалась бы так безоглядно наследнику трона на голой земле.
— Тогда как же они отыщут нас? — Она встала и медленно натянула трусики, невольно наслаждаясь тем, как затуманились при этом его глаза. — Они что, ясновидящие?
Саид с трудом застегнул кожаные штаны. Невозможно было представить, что она способна так быстро возбудить его снова, и все же почему-то… почему-то это случилось.
— Они пойдут по следу лошади, — резко сказал он и рывками натянул рубашку.
Мей пыталась справиться со своей одеждой.
— На что я должна быть похожа? — простонала она. — Им хватит одного взгляда, чтобы понять, чем мы здесь занимались!
Он устало пожал плечами. Мей требует от него честности, не так ли? Значит, она ее получит.
— Им хватит одного взгляда на тебя, чтобы понять: я полный дурак, если не занимался с тобой тем, чем они думали.
— О! — Щеки Мей вспыхнули. — А что они подумают обо мне?
Он бросил на нее сдержанный взгляд.
— Тебе нужно одобрение моих телохранителей? — спросил он. — Или мое?
— Ни то ни другое! — выпалила она. — Меня волнует только моя профессиональная репутация!
