Что она может сейчас предпринять? Очевидно, Маттей даже не видел ее рисунки. И теперь она не докажет ему свой талант, ведь он отнес ее лучшие работы! А если в редакции поинтересуются, чьи это рисунки они нашли среди его работ?
— Ах, Боже мой! — вздохнула Алина. Все же ей следовало с самого начала вести открытую игру.
Но во всем был виноват Маттей — он и никто другой. Когда она в первый раз попыталась честно рассказать ему, кто она такая и чего хочет от него, Маттей ее выгнал. Ей не оставалось другого выбора, как начать эту комедию с машинисткой. А стоило ей все же попытаться открыть свое истинное лицо, он буквально набросился на нее со своей любовью и сексом, так, что она больше не могла даже слова сказать.
Конечно, в перерыве между страстью Алина все же могла найти время и покончить с этим недоразумением, но Маттей как-то так сумел все устроить, что никогда не возникало удобного повода для серьезного разговора. Во всем этом его вина…
Кофе! Алина подпрыгнула и кинулась к плите. Маттей определенно уже заждался.
Может быть, ей стоит спуститься вниз и все объяснить? Нет, исключено, ведь ей сейчас не убедить Маттея в своем таланте. К тому же в редакции, видимо, не обратили внимания на ее рисунки и не станут ничего сообщать Маттею. Может, кто-то из специалистов удивился, найдя в папке рисунки, решительным образом отличающиеся по стилю и технике от работ Маттея, но они не вызвали у них интереса и никто не стал ему звонить по этому поводу. Нет, определенно, ее рисунки без какой-либо оценки вернутся назад. И тогда у нее еще будет время объясниться по поводу своей маленькой проделки.
Кофе был готов, и Алина понесла вниз две чашки.
— Кофе готов, — начала она и замолчала, увидев спящего Маттея. Он повернулся на бок, и его голова лежала на подушке. Во сне он выглядел очаровательно — нежный, счастливый и беззащитный. Ей не удалось поставить чашки бесшумно, и Маттей проснулся.
— Алина, — пробормотал он и, не открывая глаз, начал шарить руками вокруг себя.
— Я здесь, — шепнула она, юркнула на диван, прижалась к нему, осторожно убрав его волосы со лба, и закрыла глаза.
Маттей удовлетворенно вздохнул, расслабился и… Когда Алина снова открыла глаза, Маттей сидел на диване, с любовью глядя на нее. Увидев, что девушка проснулась, обнял ее.
— Ты проспала два часа, — ласково сказал он и нежно ее побаюкал. — Не спеши вставать. Последние дни, даже недели, очевидно, утомили тебя.
— Больше, чем утомили, — прошептала Алина сонным голосом. — Мой работодатель очень много от меня требует.
— Я переговорю с ним, и он предоставит тебе более легкую работу, — улыбаясь, ответил Маттей, а Алина решила, что сейчас неподходящий момент рассказать ему о своих рисунках, по ошибке попавших в издательство. Да и никто не обратил на них внимания. В этом Алина была уверена.
Спустя два дня пришел почтальон. Алина находилась уже в ателье и увидела, как Маттей надорвал толстый конверт.
— Из издательства, — сказал он больше для себя, чем для Алины, читая сопроводительное письмо. Ознакомившись, в недоумении покачал головой. — Ничего не понимаю. Они хотят купить четыре «Рисунка из кафе» и еще четыре других: «Люди на перекрестке», «Водитель автобуса»… Но я их не рисовал!
Алина сильно поперхнулась кофе и мучительно закашлялась. Ведь это ее рисунки! Все восемь рисунков, тайно засунутых в папку Маттея!
— Я… я… — задыхаясь, хрипло произнесла она в надежде именно сейчас открыть глаза любимому на свою гениальность.
— Ты поперхнулась, бедняжка. — Маттей подошел и постучал ее по спине. — Глубоко подыши.
Алина хотела последовать его совету, но никак не могла глубоко вздохнуть и подавить кашель, а главное, собрать все свое мужество для окончательного и долгооткладываемого признания.
— Эти рисунки нарисовала я, — наконец с трудом произнесла девушка. — Это правда, что я всегда была твоей фанаткой, но я еще и выпускница Академии художеств и вначале только хотела заручиться твоей поддержкой. Для этого тайно положила свои рисунки в твою папку. Надеялась, что они попадутся тебе на глаза, ты их найдешь хорошими и с полным правом сможешь сказать за меня в редакции доброе слово. Я…
— Вон!
— Я действительно очень талантлива и, когда ты увидишь мои рисунки…
— Вон из моей мастерской!
Алина нервно рассмеялась.
— Ведь это несерьезно, Маттей, мое сокровище.
— Это серьезно, мое сокровище! Вон! — Его рука так решительно указывала ей на дверь, что Алина впервые усомнилась в том, что Маттей просто шутит.
— Ты не можешь меня выгнать, я лишь…
— Могу, это моя квартира!
—…я лишь пыталась доказать тебе свой талант.
— Алина, моя маленькая сладкая Алина, ты уже доказала свой талант! — Глаза Маттея яростно блестели за стеклами очков. — Ты обольстила меня и пыталась сделать пешкой в своей игре, ты хотела, чтобы я всюду превозносил твои рисунки.
— Все не так! Это ложь! — отчаянно протестовала Алина. — Я согласилась с местом машинистки только для того…
— Чтобы обольстить меня и сделать марионеткой!
— Прекрати! — крикнула она. — Что за нелепое выражение «сделать марионеткой», в нем нет ни капельки правды…
— Если здесь что-то или кто-то нелеп, так это я! — Маттей резко снял очки. — Я был так глуп, поверив тебе, да, я сейчас прекрасно узнаю в тебе фальшивую уборщицу. Вон!
— Чепуха! — выпалила Алина. — Без очков ты не сможешь отличить розового слона от полосатого кенгуру! Естественно, ты меня не узнал!
— Я не хочу больше тебя знать, ты фальшивая, розовая, полосатая змея! — бросил в ответ Маттей. — Вон из моей мастерской! Вон из моего дома! Вон из моей кровати! Вон из моей жизни!
— Я вообще не была в твоей жизни, ты, индюк надутый! — Алина в спешке собрала свои вещи и ринулась вверх по лестнице. — И никогда не вернусь в твою постель! Без меня теперь можешь делать своим «карандашом» все, что хочешь! Я не хочу больше ничего знать об этом!
— Вон!
— Да, да, да! Я уже поняла! — кричала Алина ему вниз с галереи. — Только никогда не надевай эти очки, иначе увидишь в зеркале самого большого осла во всей мировой истории, только что выгнавшего самую талантливую художницу Бельгии!
В гневе выскочила она в коридор и захлопнула за собой дверь с такой силой, что, казалось, затряслось все здание вместе с фундаментом. Когда страсти Алины несколько поутихли и на смену им пришла ужасная головная боль, она вдруг заметила стоявшего в дверях Рууда, очевидно, потревоженного грохотом. С поникшей головой, не говоря ни слова, Алина прошмыгнула мимо него в комнату и опустилась в ставшее родным кресло.
