Как всегда, и на этот раз во всем виновата оказалась сама Джорджия. Она не переживет, если с ребенком что-нибудь случится по ее недомыслию!..
– Что я должна делать? Что нас ждет дальше? – разволновалась будущая мама.
– Пока ничего, – заверила врач. – Но я прошу вас зайти ко мне через неделю. Если изменений не будет, тогда…
Врач сдвинула брови, и Джорджии показалось, что у нее от страха сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
– Как же мне быть?
– Побольше спать и правильно питаться, – последовал ответ.
– А если через неделю снова обнаружится, что ребенок не растет?..
– Тогда и решим, что делать, – тихо сказала врач и после некоторого раздумья добавила: – Возможно, в этом случае вам придется лечь в больницу, чтобы и вы и ребенок были под присмотром. Но пока рано бить тревогу. Повторяю, такое случается – видимо, малыш решил немного передохнуть. Пока что у нас нет повода для серьезных волнений, так что не вздумайте паниковать, – строго заметила она.
Джорджия вышла из кабинета в почти шоковом состоянии. Она брела по тротуару, ничего не видя вокруг, и не заметила мужчину, пристально следившего за ней с противоположной стороны улицы. Ребенку угрожает опасность, и никуда от этого не денешься. Не дай Бог, если… Ее переполняли ужас и угрызения совести. Никогда в жизни ей не было так страшно и так одиноко!
Джорджия решила зайти к Луизе и пожаловаться на свалившееся несчастье, но тут вспомнила, что та готовится к приезду родителей и свекра со свекровью, которые были приглашены на Рождество. Отвлекать подругу неудобно, у нее и так сейчас дел по горло.
Джорджия поехала домой. У нее тряслись поджилки и на глаза наворачивались слезы. Еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться, девушка убеждала себя, что слезами горю не поможешь. Распускаться никак нельзя, ведь ни ей, ни малышу от этого легче не станет. Решившись оставить ребенка, она отдавала себе отчет в том, что во время беременности, да и после родов будет совсем одна, никто не разделит с ней заботы и тревоги: ни муж, ни любовник, ни даже друзья. Она это знала с самого начала, и ей казалось, что у нее хватит сил со всем справиться. Неужели она переоценила себя?
С таким выводом Джорджия не могла смириться. Просто она растерялась от неожиданности; бремя ответственности за ребенка особенно мучительно оттого, что она сама стала причиной его страданий.
Добравшись до дома, она поставила машину и устало прошла на кухню. Надо поесть, но сама мысль о приготовлении ужина и поглощении его в полном одиночестве повергла девушку в уныние. В доме было тепло, но ее по-прежнему знобило. Проезжая по городу, Джорджия видела, что у многих уже наряжены елки и на них зажжены огоньки; она завидовала счастливым семьям, чье приподнятое настроение было так не похоже на ее собственное.
От одиночества она была на грани отчаяния, и тоска по Митчу вспыхнула в ней с неистовой силой. Только он мог спасти ее от жизненных невзгод, только он мог заполнить безнадежно зияющую вокруг пустоту.
Неожиданно в дверь позвонили, но Джорджия не сразу вышла из оцепенения.
Кого там еще принесло в столь поздний час? «Наверно, какой-нибудь торговец сейчас начнет предлагать очередную ерунду», – со вздохом подумала девушка, направляясь в коридор.
Включив свет, она с опаской открыла дверь и застыла, не веря своим глазам.
– М-Митч!
– Ты одна?
Джорджия смутилась и от растерянности не могла произнести ни слова.
– Да… да, одна, – сказала она наконец, пропуская его в дом.
– Значит, несмотря ни на что, этот тип не переехал к тебе? – резко спросил Митч, не отрывая взгляда от ее округлившегося живота. – Ты ведь нарочно это устроила? Думала, вынудишь его бросить жену? – безжалостно продолжал он.
У Джорджии пересохло во рту, и она не могла вымолвить ни слова.
– Я видел тебя сегодня в городе, – услышала она. – И сначала даже не поверил. Я и представить не мог, что ты такая… такая…
– Легкомысленная, – подсказала Джорджия, оправившись от неожиданности и надевая защитную маску. Господи, она-то в первую минуту решила, что он обо всем догадался и пришел заявить свои права на нее и ребенка… пришел сказать, что любит ее, любит их обоих… и хочет быть с ними. Разве можно быть такой дурой, такой безмозглой идиоткой!
Она взглянула на Митча – он стоял с каменным лицом и плотно сжатыми губами.
– Ничего себе легкомыслие!
Его беспощадный тон больно резанул ее. Неужели он и впрямь думает, что она решила забеременеть от женатого мужчины, чтобы припереть того к стенке и заставить уйти из семьи?
Джорджии стало горько, горько и противно. Хорошенького же он мнения о ней!
Не дождавшись ответа, Митч неумолимо продолжал наседать на нее.
– Ну и где же теперь наш герой? Он предал тебя, как предавал жену. Неужели ты надеялась?.. – Митч помолчал, потом отрывисто спросил: – Так он бросил тебя? Бросил одну с ребенком?
Джорджия подняла голову и заставила себя взглянуть на него.
– Да, это называется именно так, – тихо подтвердила она, не найдя в себе сил ни возразить, ни рассказать ему всю правду.
На лице Митча появилось странное выражение: в нем были гнев, раздражение, замешательство и еще… Оно исказилось, словно от боли, хотя что она такого сказала? Впрочем, возможно, ее слова задели какую-то струну в его душе, напомнили сцену из детства – скорее всего, разрыв родителей.
– А ты, значит, не осуждаешь его? – презрительно спросил Митч, не сводя с нее глаз.
– За что? – выдавила она. – За то, что теперь у меня будет ребенок? – Она гордо вскинула подбородок. – Я сама так решила. Это было мое желание и мой выбор. Я хочу ребенка.
– Несмотря на то, что его отец оставил вас? – мрачно допытывался Митч.
– В жизни бывают вещи и пострашнее, – мягко заметила Джорджия. По выражению глаз Митча она увидела, что он отлично ее понял. – Так вот, я никогда не дам ему… усомниться в моей любви.
Джорджия повернулась к гостю спиной, недвусмысленно намекая, что разговор окончен и пора прощаться: она чувствовала, что продолжение беседы на столь волнующую тему и настойчивость Митча могут вывести ее из себя. Он и так уже окатил ее презрением, а если она обмолвится, что это его ребенок… Дальнейшее предугадать нетрудно: он будет все отрицать и откажется от нее и от малыша.
Джорджия боялась, что не справится с переживаниями, и больше ни минуты не могла оставаться с Митчем наедине. Она неуклюже шагнула в сторону и зацепилась ногой за бахрому ковра. Вечно спотыкаясь на этом ковре, она всякий раз давала себе обещание убрать его из кухни или вообще выбросить – и все как-то забывала. Но сегодня она была особенно взвинчена: сказалась тревога за ребенка и неожиданный визит Митча, – и потому, зацепившись за этот проклятый ковер, она потеряла равновесие и с криком ужаса полетела на пол.
