Неожиданный страх сковал тело Николь. Она не в состоянии была пошевелиться. Но любопытство взяло верх. И с того места, где стояла, она заглянула внутрь.
Там ничего не изменилось. Почти ничего… Комната была почти пустой. Два стареньких табурета и большой стол возле окна. На этом столе Николь, видимо, делали операцию, когда она отключилась после загадочного питья. Все так, как было тогда, год назад… Вот только на стене теперь висело большое, в рост человека зеркало.
За год, проведенный в монастыре, она увидела зеркало впервые.
Николь окаменела. Она мгновенно вспомнила, как впервые увидела свое уродливое, до неузнаваемости обезображенное лицо. Этот ужасный образ отбил у нее всякую охоту подходить даже к воде, способной отобразить внешний облик.
Тревога.
Она накатилась нежданной холодной волной, вызвав ужас и трепет в сердце.
Николь Энвар остановилась в дверях.
Ноги не шли. У нее было такое ощущение, что они существовали отдельно от ее тела.
— Входите же, чего стоите. Не бойтесь. — Лама по-доброму смотрел на женщину.
— Можно, я закрою глаза? Мне так легче, — пересохшими вдруг губами проговорила Николь.
— Давайте вашу руку. Я вам помогу. — Цанджан-ба неслышными шагами подошел к ней и взял за руку. — Смелее… — Он легонечко потянул ее.
Николь, закрыв глаза, сделала шаг. Еще. Еще и еще…
— Ну открывайте же глаза, — мягко потребовал он.
— Боюсь… — одними губами прошептала Николь.
Лама больше не настаивал. Он стоял рядом и терпеливо ждал, когда Николь внутренне подготовится.
Немного постояла в неуверенности и, наконец решившись, приоткрыла веки.
Замерла.
Глаза распахнулись во всю ширь.
Неужели это она? Должно быть, ей снится сон. Это не могло происходить в действительности.
Она снова закрыла глаза.
Открыла.
Ничего не изменилось.
Непроизвольно оглянулась назад. Может быть, это не ее отражение? Она поискала глазами.
За спиной не было никого, кроме ламы.
Шок.
Он накрыл ее с головой. Такой шок она не испытала даже тогда, когда впервые увидела свое обезображенное лицо там, в медицинском центре, где ее сращивали, кроили и перекраивали.
Она медленно обернулась к зеркалу и продолжала смотреть на свое отражение непонимающими глазами.
— Кто это? — вырвалось у нее.
На нее из глубины зеркала удивленно и испуганно смотрела очень красивая молодая женщина. Длинные, спускающиеся каскадом по спине густые каштановые волосы обрамляли необыкновенно молодое, совершенно здоровое лицо с огромными, сияющими глазами цвета вишни.
Это была вновь рожденная Николь.
Совершенно отличная от той, что прилетела сюда.
С точеной фигурой.
С прекрасным юным лицом.
Чистая и ясная, как дитя.
Счастливая.
Цанджан-ба наблюдал за ней со стороны. Эта женщина сразу понравилась ему своей внутренней силой и готовностью сделать все, чтобы изменить себя и свою жизнь. А теперь, когда она справилась со своей проблемой, которая заставила ее проделать столь долгий и сложный путь, и стала просто красавицей, он от всей души радовался за нее.
— Вам нравится то, что вы видите? — Он не мог скрыть улыбки.
— Я потрясена… Боже, я потрясена! Как вы такое смогли сделать? Мое лицо!.. — вскричала Николь. — Я… Я… — Слова внезапно закончились, словно кто-то невидимый обрубил язык, и она резко развернулась к ламе и со слезами на глазах принялась целовать его руки.
— Николь, это ваша заслуга. Вы замечательный человек, поэтому у вас все получилось, — спокойным голосом сказал он.
— У меня?! Вы сказали, что у меня?! Да что бы я без вас смогла! Господи, я никогда не забуду вас. Вы подарили мне то, что, как я думала, я потеряла безвозвратно. — Николь опустилась перед ламой на колени, из ее глаз текли слезы благодарности.
— Не я. Великий Будда даровал вам новое лицо и вместе с ним новую жизнь, которая вас ждет после того, как вы оставите стены этого монастыря, — поднимая ее с колен, сказал лама. Его вдумчивые глаза излучали тепло, которое распространялось вокруг. — Все, что с нами происходит в жизни, не случайно. Это знаки, которые каждый должен уметь правильно разгадать.
— А вдруг я не сумею? — задумалась Николь.
— Сумеете. Раз вы сумели сделать то, что уже сделали. — На луноподобное лицо ламы вновь легла прежняя тень благообразной строгости.
— Благословите меня. — Николь прижала руку ламы Цанджан-ба к своей груди.
Когда она вышла из монастыря, у нее было такое ощущение, словно она наконец-то вымыла пыльные стекла и мир перед ней обрел полную ясность и яркость. Но самое главное было то, что она обрела наконец понимание своего места и своих задач в этом ярком, ясном, огромном мире.
Добравшись до Пекина, Николь первым делом позвонила Сэйри и сообщила, что наконец-то возвращается.
— Николь! Это ты! Господи, господи… — Сэйри взбудоражилась, услышав любимый голос. Она его не слышала ровно год и за это время вся извелась в томительном ожидании. — У тебя все в порядке? Почему ты столько времени не звонила? Как ты себя чувствуешь? Я тут вся извелась. Как настроение? Я так по тебе соскучилась! — Была плохая слышимость, поэтому Сэйри просто-таки кричала в трубку. Она так обрадовалась звонку, что от волнения не замечала, как говорила, говорила… Поток слов, который она извергала, просто невозможно было остановить.
— Дорогая моя, я прилетаю завтра тем же рейсом, что и улетала. Так что ждите, — сумела вставить Николь, радуясь своему предстоящему возвращению.
Перед тем как вылететь в Америку, ей пришлось заглянуть в магазин, где продавалась одежда. За время пребывания в монастыре она сильно похудела, сбросив пятьдесят с лишним фунтов. И теперь все, что было на ней надето год назад, висело как на вешалке. В таком виде она не могла, нет, не желала появляться в любимом Лос-Анджелесе.
У нее было преотличное настроение. Ей хотелось кричать от счастья, которое переполняло ее душу. Эмоции брызгали из нее фонтаном. Она непрестанно улыбалась во весь рот и готова была каждому встречному говорить: «Здравствуйте, я Николь и я очень счастлива».
В огромном магазине, располагавшемся прямо в центре Пекина, куда Николь приехала на такси, она купила себе брючный темно-серый костюм, насыщенного красного цвета туфли на высоком каблуке и к ним элегантную сумку. А заглянув в ювелирный, не удержалась и купила там нитку изумительного морского жемчуга, которую предложила ей симпатичная продавщица-китаянка, немного говорившая по-английски. Николь примерила жемчуг перед большим круглым зеркалом и так больше и не сняла его с шеи.
