— Ага, тогда могу прямо сказать, где стоит поискать в первую очередь, — заметил Палмер. — Назвать адрес?
— Я знал, что ты именно так и подумаешь… Но ты ошибаешься. Гудвин Фарроу вряд ли причастен. Знаю, знаю, о нем ходили разные слухи когда-то. Но ведь слухи, слухи и только! Со временем его репутация совершенно изменилась, поверь.
— Да уж, конечно, — саркастически хмыкнул Барт.
— Ты не допускаешь, что люди могут меняться? — с долей иронии спросил сержант. — Вспомни хотя бы себя. Разве ты не тот парень, который, появившись в здешнем округе, доставил мне поначалу столько хлопот? Если бы не Урсула, я точно посадил бы тебя за угон машины, которую вы дружной компанией разбили. Она уговорила дать тебе шанс. А теперь вон каким солидным стал человеком… Получил образование, юрист и вообще…
Палмер ничего не ответил, а сержант тяжело вздохнул.
— Послушай, утром я, конечно, первым делом поговорю с Фарроу. Но готов держать пари на свою годовую премию, что тот не виноват.
Либо Кегни Брук наивен, подумал Барт, либо мои представления о нем как высокопрофессиональном полицейском и умном человеке сильно преувеличены: не такой уж он идеал…
— Вряд ли Гудвин Фарроу признается, даже если виноват, — стараясь не язвить, сказал Палмер. — Что ж, если нет прямых улик, он выкрутится… Тогда кто же, по-вашему, мог это сделать?
— Я бы предположил, что это дело рук кого-нибудь попроще. Например, заподозрил строительную фирму. Не исключаю и фигуру какого-нибудь работяги: каменщика, плотника, которому пообещали место на стройке, а это по вине хозяйки земельного участка явно срывается… Ты не представляешь, Барт, как плохо у нас с рабочими местами.
— Это что… оправдание?
— Нет. Но, возможно, одна из причин, — устало заметил сержант.
— Не хочу вникать в социальные мотивы. Пусть их поднимает пресса — это ее хлеб. Завтра же обращусь в газету покрупнее той, которая выходит в Честере.
— Господи, Барт, меньше всего городу нужна дурная слава. Туристы нас и так не балуют. Кроме достопримечательностей и пейзажей им еще комфорт подавай!
— Плевать мне на этот городишко! Моя бабка и ее безопасность мне дороже!
— Дело твое, Палмер, как поступить. Но я бы не советовал тебе пороть горячку и опрометчиво ссориться с семейством Фарроу, в дом которых вхож.
Барт молча уставился на него.
Полицейский пожал широкими плечами.
— В Честере трудно что-то сохранить в тайне. Насколько знаю, ты обедал там сегодня вечером. Это так?
— Так.
Сержант посмотрел на часы, и его густые брови насмешливо поползли вверх.
— Долго же ты обедал.
— После обеда я решил немного проехаться.
— Долго же ты катался.
— Я был не один.
— Уж не Гудвина ли с собой взял? А может — Хильду?
— Очень смешно.
— Ну уж и пошутить нельзя… Ладно, пожалуй, мне пора заняться делом, а не болтовней. Тебе же советую поехать в больницу и проведать бабку. И еще… Хочу дружески предостеречь: не говори о своих подозрениях с Деборой Фарроу. Ей не понравится, если вздумаешь порочить имя ее отца. Она, между прочим, боготворит его…
Горькая гримаса исказила лицо Палмера. Сержант, несомненно, прав. Деби встанет на дыбы, стоит ей только услышать, каково мнение Барта о ночном преступлении. Для нее это станет лишним подтверждением того, что он не избавился от своей злобной подозрительности к людям. Припомнит и то, как Палмер к ней лично отнесся когда-то. Кошмар прошлого опять станет между ними. А настоящее?.. Возможно, откажется верить и в него…
Сержант, прощаясь, похлопал его по плечу!
— Предоставь все закону, Барт.
— Там, откуда я приехал, закону, к сожалению, не всегда удается торжествовать.
— Тогда, наверное, ты живешь не там, где надо.
— Пожалуй, сейчас не вполне подходящий момент, чтобы дискутировать, сержант, — пробормотал Палмер и вошел в дом.
Здесь было пусто, темно, тихо. На душе стало совсем тоскливо. Одиночество всей тяжестью навалилось на него. Часы пробили три. Барт подумал: в такое время ему вряд ли дадут повидаться с Урсулой, но решил, что все равно прорвется.
Урсула находилась в отдельной палате. Высокая больничная койка, казалось, сделала ее еще тщедушнее. Выглядела она неважно. Осунулась, побледнела.
Когда Палмер на цыпочках подошел поближе и осторожно придвинул стул, Урсула не сразу открыла глаза.
— Привет, бабуля, — с нежностью произнес он. — Как ты себя чувствуешь?
— Как я могу себя чувствовать? — слабым голосом ответила она. — Простить себе не могу, что мой Райт погиб. Ты уже знаешь?
— Да.
— Я сама во всем виновата. Во всем…
Две крупные слезинки сползли по ее щекам. Барт стиснул ей руку и горячо сказал:
— Неправда. В том, что сегодня случилось, нет твоей вины. Пожалуйста, не преувеличивай.
— Нет, есть, — упрямо отозвалась она. — Я получила то, чего заслужила. «Старая ведьма», кажется, так написано на моей двери?..
— Утром сотру надпись к чертовой матери, забудь!
— Но как мне забыть Райта? Лучше бы я сама оказалась на его месте.
— Глупости! Перестань казниться, очень прошу.
Урсула взглянула на внука с невыразимым страданием.
— Ты не понимаешь, Барт. Я просто не могу тебе всего рассказать… Не хочу, чтобы ты меня потом ненавидел.
— Не морочь мне голову, дорогая моя… Разве я могу тебя ненавидеть? Я люблю тебя.
Слезы вновь блеснули в глазах Урсулы, но голос, когда она заговорила, оказался спокойным и твердым.
— Я хочу, чтобы утром ты позвонил Фарроу домой… Скажи им, скажи… я согласна продать ферму…
В первый момент Палмер изумился, инстинктивно противясь такому решению. Разве она не понимает, что именно этого кое-кто добивается, стремясь сломить ее дух и вынудить сдаться?
Он уже собирался было отговаривать Урсулу, хотел сказать: вместе им непременно удастся выстоять… Да есть ли у него право не учитывать столь серьезные обстоятельства?
Его мучительные раздумья прервала сама Урсула:
— Я… я не хочу больше возвращаться… туда. Подыщу себе местечко где-нибудь в приличном доме для престарелых. Говорят, в нашем штате есть вполне подходящие.
— Чепуха! Зачем переезжать куда-то? Тебе ведь нравится Честер! Здесь же твой дом!
— О, я не могу в нем оставаться. Особенно теперь.
— Тогда живи со мной в Бостоне… Продам свою квартиру и куплю нам что-нибудь попросторней…
— Нет, — резко оборвала его Урсула. — Спасибо, Барт, но не хочу, чтобы ты делал это. Даже не заводи такой разговор… А сейчас дай мне поспать, милый. Я так устала.
Барт вздохнул, сам вдруг почувствовав жуткую усталость. Ночь выдалась длинной, да еще похожей на качели — то он на верху блаженства, то в мрачной бездне.
