— Замолчи! Мне надоело слушать об ответственности перед кем-то! — Жаклин перешла на крик. — А как же твоя жизнь, твое счастье? Ты говоришь, что боль не проходит. А что ты сделал для того, чтобы она прошла? Ты пытался хоть что-нибудь изменить в своей жизни? Да, это сложно. Но ты не Бог. Никому не дано предугадать, что может произойти, а что нет. Я не права?
— Нет. И ты знаешь, что смерть Саймона всегда будет стоять между нами. Рано или поздно ты возненавидишь меня. Оставь меня, Жаклин. Твое прощение лишь усилит мою вину.
— С моей ненавистью тебе было бы легче жить, не так ли? — Жаклин задала вопрос и тут лее ответила на него сама: — Да, тебе хочется наказывать и наказывать себя.
Жаклин чувствовала, что все ее попытки убедить Роналда признать ее правоту терпят полнейший крах, но решила не сдаваться.
— Все эти годы ты исполнял роль покровителя и защитника и забывал о своих мечтах и желаниях. И ты дошел до того, что отрицаешь свою любовь. Мою же даже не принимаешь в расчет.
Роналд молчал.
— Роналд! Скажи же хоть что-нибудь, — умоляла она.
Но он по-прежнему молчал.
Жаклин поняла, что ничто не заставит его говорить. Она в отчаянии заплакала и кинулась к двери. Но что-то ее остановило — она обернулась и сквозь слезы проговорила:
— Я много наделала в жизни глупостей. Но, влюбившись в тебя, совершила самую большую из них. Ты дал мне возможность одуматься. Впредь я буду умнее. Но я не доставлю тебе удовольствия и не стану ненавидеть тебя. Оставайся один со своей ответственностью, со своим долгом. Я ухожу!
За ней захлопнулась дверь.
Роналда охватило отчаяние при мысли, что Жаклин может уйти из его жизни навсегда.
Он скрывал от нее правду ради Саймона, который хотел, чтобы он позаботился о ней. Роналд опасался, что Жаклин, узнав все, возненавидит его и у него не будет возможности выполнить просьбу друга. Позже он убеждал себя, что ждет подходящего момента, и находил тысячу причин, чтобы оправдать свое молчание. Он боялся, что Жаклин не выдержит потрясения и, как Джина, устранится от жизни с ее печалями и радостями, взлетами и падениями.
Оказалось, что и спустя пятнадцать лет он оставался все тем же двадцатилетним наивным парнем, эгоистичным идиотом, считающим, что ложь может быть во спасение. В то время как Жаклин превратилась из наивной ранимой девочки в красивую, умную, тонко чувствующую женщину.
В итоге он должен был признать, что смерть разлучила его с любовью. Смерть пятнадцатилетней давности.
Когда-то давно он поклялся себе, что, если встретит женщину, которую полюбит по-настоящему, то расскажет ей всю правду о том, что случилось некогда в его юности. Ведь когда человек действительно любит, он всегда поймет и простит.
Жаклин поняла. Поняла лучше, чем кто-либо другой, чем он сам.
Уставившись на захлопнувшуюся за Жаклин дверь, он вспоминал то, что она ему говорила. Все до последнего слова. Она сказала, что нечего прощать. Сказала, что не испытывает к нему ненависти. И что, влюбившись в него, совершила самую большую ошибку в своей жизни.
Черт, может быть, это и так! Но ошибку совершил и он сам, отпустив Жаклин, дав ей возможность уйти.
Где ключи от машины? Он привычным жестом опустил руку в карман и тут же вспомнил, что они, очевидно, остались у Жаклин. Нет проблем, он возьмет машину фирмы…
Выбегая из кабинета, он столкнулся в дверях с высоким мужчиной атлетического сложения.
— А, Винс! Что тебе надо?
— Привет, Роналд. Я пришел обсудить кое-какие проблемы. Но я только что видел, как знакомая нам обоим леди пулей вылетела из твоего кабинета. Думаю, что я не вовремя.
— Ты прав, — ответил Роналд, взглядом ища секретаршу. — Джуди! — обратился он к ней, не обращая внимания на Винса. — Где ключи от представительского лимузина?
— У механика. Он меняет стартер. Вы разве забыли? — ответила секретарша.
Роналд готов был сокрушить все, что ему попалось бы под руки.
— Возьми мою машину. Красный «шевроле» в подземном гараже. Я доберусь на такси. — Винс протянул ему ключи.
Роналд, схватив их, чуть ли не бегом направился к двери.
— Спасибо, друг! — бросил он на ходу. — Я твой должник.
— Обязательно пригласи на свадьбу — я хоть там смогу поцеловать Жаклин!
Роналд слишком торопился, чтобы ответить.
Подъезжая к дому родителей Жаклин, он очень волновался. Она должна быть здесь! Должна быть! Прошло уже несколько часов с того момента, как Жаклин хлопнула дверью его кабинета. И он уже объехал все места, где бы она могла находиться.
Выехав из офиса, Роналд сначала направился к себе домой, ожидая, что найдет ее там, собирающей вещи. Но или они разминулись, или она уложила вещи до того, как поехала к нему в офис. Скорее всего последнее, потому что ему не удалось обнаружить следов ее пребывания в доме. Испугавшись, что она может улететь в Лос-Анджелес, Роналд помчался в аэропорт. И успокоился, только когда увидел, что машины нет на стоянке.
Затем на немыслимой скорости, рискуя лишиться прав, он поехал в Парамос. Добравшись наконец до дома, в котором еще неделю назад он чувствовал себя самым счастливым человеком в мире, Роналд понял, что ее здесь не было. Большой дом казался мертвым без Жаклин.
Роналд подумал, что глупо ее искать там, где он живет. Жаклин наверняка у своих родителей. Да, он явно плохо соображал сегодня.
Сегодня? Если бы только сегодня. Похоже, он престал соображать, как только увидел ее в нью-йоркском аэропорту.
Звук подъезжающей машины заставил Жаклин выглянуть в окно.
— О нет! — закричала она, увидев, как знакомый красный «шевроле» на полной скорости врезается в «кадиллак» Роналда.
Она выскочила из дома.
— Господи, сделай так, чтобы это лишь померещилось мне, — молилась она.
Бог не помог.
— Винс, ты идиот! Что ты наделал!
— Это не Винс идиот. А я.
Испуг, негодование, облегчение — она пережила их в одно мгновение. Главное — облегчение. Он не пострадал! И даже, кажется, нисколько не огорчен тем, что разбил сразу две машины: новый «шевроле» Винсента Николса и свой роскошный, дорогой «кадиллак».
— Видимо, я не привык к этой машине, — пояснил он, пожимая плечами.
— Что?.. — Жаклин тряхнула головой, волосы ее растрепались. — Что ты наделал?
— Ты имеешь в виду помятый кустарник?
— Роналд! Как ты можешь шутить после того, как разбил…
Она замолчала, потому что он прикоснулся ладонью к ее лицу. И очень тихо произнес:
— Жаклин, милая, о какой машине может идти речь, когда я чуть было не потерял тебя? Неужели ты и вправду считаешь, что у нас нет будущего? Я люблю тебя, Жаклин. Я люблю тебя больше… Нет, мне не хватает слов… Твоя жизнь для меня дороже, чем моя собственная. Я очень сожалею, что заставил тебя страдать. Я дурак.
