— А если ты не можешь понять, почему я ни слова не скажу в ее присутствии, тогда ты не тот мужчина, в которого я влюблена.
— Ты не любишь его, — прошипела Лавиния, наклоняясь вперед и обнажая зубы. — Ты хочешь, чтобы он снизошел до твоего жалкого уровня. Ты не можешь ничего ему предложить, лишь руины!
— Я же люблю тебя, Антон, — воскликнула Эми, игнорируя шипение Лавинии. — Вопрос в том, любишь ли ты меня?
— Я любил кого-то, — тяжело ответил он, и в кругах под глазами она внезапно увидела усталость. — Но я не знаю, где она теперь.
— Ее никогда не существовало, — зло рассмеялась Лавиния. — Подобно всем тем людям, зовущими себя стражами окружающей среды, она любила корчить из себя святую, но тот, кто использовал беременность, чтобы шантажировать своего любовника, а затем в отместку сделал аборт, не может взывать к моральным принципам других людей! Она не заслуживает даже того, чтобы о ней говорили!
— А кто-то с таким отвратительным умишком, как ваш, мог бы заткнуться, — горячо отпарировала Эми, наконец-то признав присутствие Лавинии. — Как вы смеете говорить о шантаже? Разве вы сейчас не шантажируете Антона? Все, что вы любите, — это деньги, Лавиния. Вы сами сказали это в Антибе, ничего вас не волнует, кроме банковского счета.
Лэди Кэррон повернулась к Антону, ноздри ее раздувались.
— И ради этой женщины ты рыскал по Лондону весь день? — Ее голос охрип. — Она разрушила счастье Мартина. И ты собираешься позволить ей разрушить твое?
— Довольно с вас обеих, — тихо сказал Антон. Он посмотрел на часы. — Через пять минут нам нужно присутствовать на совещании. Я так понимаю, ты не намереваешься идти туда, Эми?
Прием в зале Марии Антуанетты! У нее совсем вылетело из головы. Ее пропитанная снегом одежда тяжело свешивалась с плеч.
— Нет, — ответила она, — я не могу быть там.
— Ты намериваешься прийти завтра на собрание? — спросил он.
— Ты хочешь, чтобы я пришла? — спросила она, встречаясь с его взглядом.
— Нет, — просто ответил он. — Тебе лучше оставаться в тени.
Эми показалось, что сердце перестало биться. Она едва могла дышать. Итак, случилось! Она всегда боялась… и всегда знала: это произойдет. Лавиния выиграла, а она проиграла. И пока ее соперница насмешливо улыбалась, Эми не могла даже заплакать.
В последний раз Антон посмотрел ей в глаза — во взгляде непроницаемая темнота, — затем повернулся, взял Лавинию под руку и направился в зал Марии Антуанетты.
Когда-то старый дом казался ей огромным, хотя он был всего лишь маленьким белым коттеджем с шиферной крышей и трубой, уютно гнездившийся в березовой роще. Сад, который в детстве был для нее страшным дремучим лесом, куда она бежала, преследуемая своими врагами, теперь стал зарослями лавра и кустами роз и золотых шаров.
Однако запах дома, воска и дыма остался прежним. Он рождал множество разнообразных образов, печальных, хороших, счастливых и безвозвратно утерянных.
Коттедж обогревался с помощью котла, устроенного в камине. Утро стояло холодное и снежное, огонь горел слабо, поэтому Эми подбросила поленья. Она колдовала над огнем, пока он не затрещал ровно и весело, а в трубах старых радиаторов не забулькала горячая вода. Холод в воздухе начал рассеиваться.
Она прошла на кухню, поставила чайник на плиту и, пока он закипал, стала готовить обед. Вот уже несколько дней вся ее жизнь сконцентрировалась вокруг простых вещей — развести огонь, подогреть чайник, приготовить еду. Ни больше, ни меньше. Она могла справляться только с этим, разбитое сердце ни на что другое не было способно.
Эми мыла овощи, когда услышала звук автомобильного мотора. Красная дамская машина медленно тащилась по глубокому снегу. Кто это едет? Автомобиль остановился около гаража, и из нее вышли женщина с ребенком. Ребенок бросился в дом, а женщина на секунду замерла у машины — закрывала дверь, наверное, — затем последовала внутрь.
И тут Эми узнала ее — одна из близняшек, кузина Джеми-Ли.
Она вытерла руки и пошла открывать дверь гостям. Ребенок, четырехлетний мальчик по имени Дэвид, запрыгнул ей на руки.
— Привет, тетя Эми!
— Господи, как ты вырос, Дэви, — воскликнула она, покачивая его на руках. — Привет, Джеми-Ли. Я только что поставила чайник.
— Тепло и уют, — сказала Джеми-Ли, сняла парку и повесила ее на вешалку около двери. — Ты снова вернула их в дом.
— Твой папа пошел прогуляться в деревню, чтобы купить газету и немного табака, — сказала Эми кузине.
— Я знаю, — ответила Джеми-Ли. — Мы видели его, когда пересекали мост. Но я хотела поговорить с тобой, Эми.
— Хорошо, — бодро откликнулась девушка, хотя сердечные тет-а-тет меж ними случались редко — практически в первый раз. — Я налью чаю.
В шкафу лежало несколько игрушек для ребенка, Эми достала их и отдала племяннику. Он принялся играть, а они с кузиной уселись у камина. Джеми-Ли, худая блондинка с пушистыми волосами, была замужем за доктором и жила в двух часах езды от коттеджа. По-видимому, она приехала ради Эми. Казалось, она нервничала, ее худенькие плечи подрагивали под дорогим кашемировым кардиганом, а рот сжимался плотнее и плотнее.
— О чем ты хотела со мной поговорить? — спросила Эми.
Джеми-Ли глубоко выдохнула.
— Я приехала ради мира, не ради войны, — сдержанно начала она. Эми ничего не сказала, лишь молча сидела, покачивая в руках чашку и наблюдая за тем, как языки пламени лижут дрова. Джеми-Ли сглотнула и продолжала: — Мы отвратительно обошлись с тобой, Эми. Мы все трое делали и говорили ужасные вещи. Когда я вспоминаю, какими мы были, меня тошнит. Ты потеряла родителей и была совсем одна. Нам нужно было по-доброму относиться к тебе, стать твоей семьей, чтобы помочь, но вместо этого мы…
В тиши потрескивал огонь. Эми все еще молчала. Впрочем, ей необязательно помогать кузине справляться с волнением.
Пальцы Джеми-Ли тряслись, и чашка позвякивала о блюдце.
— На днях мы говорили об этом. Нам всем очень стыдно за наше поведение. Я знаю, другие сами хотят поговорить с тобой, но когда я услышала, что ты остановилась здесь, у папы, то решила приехать и извиниться. Извини, Эми. Тысячу раз извини.
К своему удивлению, Эми увидела, что на глазах кузины повисли слезинки, а бледные губы подрагивают от волнения. Она похлопала сестру по руке.
— Не плачь, Джеми-Ли. Это случилось так давно.
Джеми-Ли отставила чашку в сторону и с рыданиями ухватилась за руку Эми.
— Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня, — умоляла она, — пожалуйста, Эми.
— Ну, конечно, я прощаю тебя, — сказала девушка, — хотя я никогда не понимала, почему вы так не любите меня.
