кое‑какие дела дома. – Он ушел в спальню.
Грэй до конца полета оставался в спальне и вышел оттуда только за несколько минут до приземления. Блейкли почти пожалела о том, что сказала ему. Он очень старался доказать свою невиновность, и ей было неприятно смотреть, как он избегает возможности вернуть все, что потерял.
Наверное, ему просто надо было побыть одному, чтобы справиться с разочарованием.
Самолет приземлился поздно ночью. Блейкли старалась не думать о том, что Грэй держится от нее на расстоянии и не прикасается к ней.
Так было до тех пор, пока они не вышли на взлетно‑посадочную полосу. Там их ждали две машины. Блейкли краем глаза увидела, как ее чемодан кладут в багажник одного автомобиля, а чемодан Грэя – в багажник другой машины.
Обернувшись, она спросила:
– Что происходит?
– Что ты имеешь в виду?
– Почему мы едем на разных машинах?
Грэй наклонил голову набок.
– Потому что мы оба едем домой.
Блейкли не могла не спросить, хотя уже знала ответ:
– Порознь?
– Да.
– Почему?
Он сделал глубокий вдох, задержал дыхание на несколько секунд, потом выдохнул:
– Слушай, Блейкли, ты выполнила свою часть сделки. Ты помогла мне доказать мою невиновность.
– Но ты не воспользуешься этой информацией.
Он сжал губы в тонкую линию.
– Не важно. Завтра тебе позвонят из местной бухгалтерской фирмы. Тебя вызовут на собеседование, но это простая формальность. Ты сможешь заново начать свою жизнь и карьеру, если захочешь.
Блейкли несколько секунд смотрела на Грэя. Ей стало тревожно. Она не хотела так расставаться с ним.
– И это все?
Сумочка выскользнула из ее онемевших пальцев и упала на землю у ее ног. Она шагнула вперед, входя в личное пространство Грэя. Он продолжал холодно и отстраненно смотреть на нее.
Это был совсем не тот мужчина, который изменил ее мир и несколько дней назад часами ласкал и целовал ее. Мужчина, стоящий сейчас перед ней, казался отчужденным преступником.
– Ты притворишься, что последних нескольких дней не было? Что ты не ласкал мое тело руками и губами?
– Зачем мне делать вид, что этого не было? Я наслаждался каждой минутой. Ты тоже. Но это была просто близость и страсть, Блейкли. Нас физически влекло друг к другу.
– Ну да, – выдавила она.
– Нам больше незачем видеться. Работа закончена.
– А если я хочу остаться и работать в компании Стоуна? – Ей очень понравилась совместная работа. Поиск решения головоломки волновал ее.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Почему? Ты же не такой бездушный, Грэй.
Его губы скривились в самоуничижительной улыбке.
– Поверь, я могу быть бездушным, как и любой другой парень. Мне было весело, но все кончено. Нам обоим пора вернуться к своей жизни.
Блейкли смотрела на него с обидой, гордостью, гневом и болью. У нее так заболел желудок, словно она выпила кислоту.
Она не стала переубеждать Грэя, хотя разум приказывал ей сказать ему, что он не прав. Она заслуживает того, чтобы быть с человеком, который хочет ее. Ей не нужен тот, который просто использует ее в своих целях.
Она никогда не считала Грэя таким, но, очевидно, она ошибалась.
Сделав два шага назад, Блейкли кивнула:
– Ладно. Это именно то, что мне нужно.
Она развернулась на каблуках и пошла прочь. Не нужно, чтобы он увидел слезы, которые катились по ее лицу.
– Что, черт побери, на тебя нашло?! Последние дни ты ведешь себя как придурок. – Финн откинулся в большом кожаном кресле, вопросительно подняв темную бровь.
Грэй сдержал желание протянуть руку через стол и врезать ему. Умом он понимал, что реагирует слишком эмоционально. Но ему было очень трудно сдерживаться.
– Он придурок с разбитым сердцем, – произнес Стоун.
– О‑о‑о, – протянул Финн. – Бедняжечка.
Стоун пожал плечами:
– Он сам виноват, поэтому я его не жалею.
Уголки губ Финна приподнялись.
– Да, но ты же помнишь, мы с тобой тоже вляпывались в идиотские истории.
– Говорите за себя, – отозвался Грэй. – Я никуда не вляпывался.
Финн недоверчиво фыркнул, приводя Грэя в ярость:
– Фигня. То, что ты не хочешь этого признавать, не означает, что этого не произошло. Кроме того, я почти уверен, что ты вляпался всерьез и надолго.
– По‑моему, эту тему лучше избегать, – остроумно заметил Стоун. – Кроме того, ты же хорошо знаешь Грэя.
– Давай поспорим на то, сколько времени пройдет, прежде чем он придет в себя, поедет к ней и упадет перед ней на колени.
Стоун наклонил голову набок, изучая Грэя, как микроба под микроскопом.
– Я почти уверен, что сейчас он на грани. Я даю ему максимум два дня.
– Нет, я думаю, это случится раньше. Я слышал, дело ее отца передают в суд.
– Ты раздобыл инсайдерскую информацию?
Финн ухмыльнулся:
– У меня везде свои люди, друг мой.
Грэй, уставший слушать подшучивания, зарычал:
– Слушайте, вы, придурки, перестаньте говорить обо мне так, будто меня здесь нет!
– Ой, он обратил на нас внимание.
– Конечно, я обращаю. – Он посмотрел на Финна. – Завтра суд над ее отцом?
На этот раз Финн поднял обе брови.
– Дорогой адвокат, которого ты нанял, подал апелляцию. Завтра ее рассмотрит судья. Хотя я думал, ты уже в курсе.
Плечи Грэя напряглись. Ему нужно выбраться отсюда, прежде чем он совершит какую‑нибудь глупость. Например, позвонит Блейкли и спросит, как у нее дела.
Оттолкнувшись от стола, Грэй сказал:
– Ребята, вам придется закончить совещание без меня.
– Пожалуйста, скажи нам, что ты идешь к ней.
Грэй посмотрел через стол на Стоуна:
– Нет.
Его друг простонал, закрывая глаза:
– Ты действительно дурак. – Помахав рукой, Стоун прибавил: – Сделай нам одолжение и не возвращайся в офис, пока не успокоишься. Аманда сейчас боится приближаться к тебе. Она сказала, что ты едва не оторвал ей голову, когда она сегодня утром принесла тебе какие‑то документы.
– В документах была ошибка.
– Может быть, но Аманда в этом не виновата.
Возможно, Стоун прав, но Грэй не в настроении, чтобы признавать это.
– Все равно.
Он был на полпути к двери, когда услышал голос Финна:
– Хочешь дружеского совета?
Грэй остановился и повернулся к другу:
– Не очень.
– Я выскажусь в любом случае. Я не знаю, что между вами произошло. Но я уверен, с ней ты был счастливее, чем когда‑либо. А это о многом говорит, учитывая все события. Я предполагал, прошедшие недели были самыми трудными в твоей жизни.
По сути, Финн был прав. Сначала Грэя осудили за преступление, которого он не совершал. Потом он обнаружил, что его мать на самом деле ему не родная, а его отец заплатил кому‑то, чтобы скрыть правду
