Он искоса взглянул на ее вспыхнувшее румянцем лицо, ожидая реакции на свои слова.
— Ты правду говоришь? — спросила Роберта и тут же замотала головой. — Прости! Прости, Клемент!
Его лицо потемнело. И тогда она скользнула к нему, отчаянно вцепилась ему в руку.
— Прости, что усомнилась в тебе!
Клемент схватил ее за плечи и слегка встряхнул:
— Женщина, тебе доставляет удовольствие мучить меня?
— Нет, — выдохнула Роберта. — Не сердись на меня.
— Ты причинила мне такую боль!
— Я тебя поцелую, и все пройдет, — прошептала она и прильнула к губам Клемента.
Тот усадил ее себе на колени, горячо отвечая на поцелуй. Но потом, вместо того чтобы довести Роберту до безумия, просто крепко прижал к себе, прильнув щекой к золотистым волосам. В объятиях Клемента было так тепло, так уютно, что она почувствовала себя измотанным, набегавшимся за день ребенком. Роберта зевнула, и Клемент испустил смешок.
— Устала?
Она покачала растрепанной головой.
— Нет, мне просто хорошо… Только, наверное, тебе мое признание не польстило, — поспешно добавила она.
Однако Клемент возразил:
— Ни одна женщина не делала мне более замечательного комплимента. И если я не ошибаюсь, вы, мисс Бринсли, очень устали. Прилягте-ка на софу, а я пока все уберу…
— Не бросай меня! — вдруг вырвалось у Роберты.
Глаза Клемента блеснули, когда он наклонился поцеловать ее.
— Я быстро. Вот подушка.
Когда он ушел, Роберта устроилась поудобнее, глядя на пламя. Из-за стучащего по крыше дождя обстановка гостиной казалась еще уютнее, и Роберта ощутила умиротворение, которого так не хватало в ее жизни со времени сердечного приступа у отца. Она широко зевнула. Какой же убогой норой покажется ей Финьюкейн-фарм после комфортабельного жилища Клемента…
Проснулась Роберта ни с того ни с сего. Посмотрела на окно, но занавески были задернуты. При свете лампы она взглянула на часы — и мгновенно пришла в себя: было почти восемь. Пока она спала, Клемент накрыл ее пледом. Глубоко тронутая заботой Роберта поднялась и стала сворачивать плед.
— Привет, соня, — весело сказал вошедший Клемент и наклонился поцеловать Роберту. — Тебе лучше?
— Намного. Но теперь у меня такой вид… — Она поглядела на волосы Клемента. — Ты выходил под дождь.
— Нет. Принял душ. Не хочешь последовать моему примеру?
— Мне достаточно навестить твою ванную комнату и кое-что подреставрировать. — Роберта сделала виноватое лицо. — Извини, что уснула.
— Это то, что тебе требовалось, милая. — Клемент взлохматил ее волосы. — Ты спала так крепко, что я испытывал соблазн отнести тебя в мою постель, но потом подумал, что ты неправильно меня поймешь, когда проснешься, и сбежишь домой.
— Не раньше, чем что-нибудь съем, — рассмеялась гостья. — Я думала, что после пирожных мне сегодня уже не захочется есть, но я опять голодна.
— Чудесно! Ужин будет готов через десять минут, так что поторопись.
Большую часть этих десяти минут Роберта провела перед зеркалом в ванной. Потом спустилась в кухню, ожидая, что стол будет накрыт там, но Клемент отвел ее обратно в гостиную.
— Сегодня у нас особый день, — объявил он. — Так что садитесь обратно на софу, мисс Бринсли.
Клемент пододвинул к камину низенький столик, уже сервированный столовым серебром. Тут же стояла открытая бутылка красного вина. Роберта опустилась на софу, ощущая, что ничто в жизни не доставляло ей столько удовольствия, как этот вечер. Кевин водил ее на вечеринки, по модным ресторанам. Она много ходила по гостям — и к женщинам, и к мужчинам. Но тихий домашний вечер с Клементом Кларенсом — это нечто особенное!
— Что мы так задумчивы? — спросил хозяин, ставя на стол большой круглый поднос и хитро улыбаясь. — Как тебе это?
«Это» оказалось огромной скворчащей пиццей, источающей дивные ароматы. Роберта замерла на мгновение, затем невольно рассмеялась, когда Клемент включил телевизор. Показывали новости.
— Пицца и телевизор! — радостно произнесла она.
Клемент улыбнулся, наполняя вином бокалы.
— Тебе это нравится?
— О да, очень! — со смехом заверила его Роберта. — Вы, мистер Клемент Кларенс, умеете угодить женщине.
— Стараюсь как могу, — скромно ответил он и начал нарезать пиццу.
— Чудесно! — воскликнула Роберта и впилась зубами в поданный ей кусок так, будто ничего не ела целый день.
Если судить по разговорам подруг, влюбившись, полагается терять аппетит. Но в присутствии Клемента Роберта становилась ненасытной.
— Твои голубые глазки смотрят как-то странно, — сказал Клемент, подавая ей второй кусок. — Пицца не нравится?
— Нет, пицца превосходна, — уверила его Роберта, отпивая из бокала. — Но мне в голову пришла удивительная мысль.
— Какая же?
— Я задумалась: интересно, почему я всегда так много ем, когда ты рядом?
— Потому что со мной тебе хорошо и легко, — быстро сказал Клемент. — Хлеба хочешь?
— Угу. — Роберта нахмурилась. — Послушай, неужели тебе привозят пиццу в эдакую глушь?
— Нет, не привозят. Когда ты рассказала мне, что твой любитель тротуаров выше подобного времяпрепровождения, я купил в Дублине пиццу и засунул в морозилку — специально для такого случая. — Клемент положил себе кусок. — Я, видишь ли, сразу решил в ближайшем же будущем побаловать тебя телевизором с пиццей. Хотя сегодня мы могли бы поехать в кино или в театр. Или в ночной клуб.
— Мне больше нравится так, — с энтузиазмом произнесла Роберта. — А не будешь ли ты так добр дать мне еще кусочек?
Клемент пристально посмотрел на Роберту. И от этого взгляда у нее перехватило дыхание.
— Я дам тебе все, чего желаешь, Роберта. — Он усмехнулся. — Но поскольку сейчас ты жаждешь куска этой замечательной пиццы, то подставляй тарелку.
Они доели пиццу. Клемент унес тарелки, а, вернувшись, снова наполнил бокалы вином.
— Сейчас будут показывать романтическую комедию. Сделать кофе?
— Нет, не надо кофе, лучше садись рядом.
Пока шли титры, Клемент заметил:
— Будем надеяться, любовные сцены не слишком откровенные.
— Почему? Боишься, что я потом начну на тебя бросаться?
— Ну, этим вряд ли меня испугать…
Фильм оказался забавным, актеры играли хорошо, а персонажи вроде не собирались тащить друг друга в постель. Клемент обнял Роберту, а она положила голову ему на плечо, наслаждаясь близостью его крепкого худощавого тела. В конце фильма была неизбежная любовная сцена, поданная, впрочем, весьма целомудренно.
Клемент выключил телевизор и спросил:
