«Спи»! Да она может неделю проспать. Но мысли лихорадочно сменяли одна другую, не давая покоя. Почему все-таки он вернулся раньше? Из-за кого он так переживал? Неужели… Как Макс сказал, она гость в его доме, и, значит, он чувствует ответственность за нее. Дело не в Пенни. Будь на ее месте кто-нибудь другой, Макс переживал бы не меньше. От этой мысли настроение девушки испортилось сразу. Однако, вспомнив, как Макс был внимателен к ней, Пенни невольно улыбнулась. Интересно, действительно ли ей придется искать новое жилье? Размышляя об этом, Пенни заснула…
Пробудилась она после полудня от нестерпимой боли, пронизывающей все тело. Пенни застонала и закрыла глаза. Голова раскалывалась, словно внутри кто-то звонил в огромный колокол. Все, на что хватило сил, — это позвать прислугу. Тереза появилась почти сразу. Наверное, Макс велел ей быть наготове.
— Вы больны, — заявила она, едва взглянув на девушку. — Мистер Редферн сказал, что вы пролежите несколько дней. Я должна сказать ему, что вы проснулись.
— Как мисс Ширли? — взволнованно спросила Пенни.
В ответ Тереза улыбнулась своей белоснежной улыбкой:
— Проспала все утро. А сейчас в саду.
— Стало быть, с ней все нормально?
— Вообще-то… да. Но мистер Редферн очень сердит на нее, и она дуется. Пойду скажу мистеру Редферну, что вы проснулись.
Войдя в комнату, Макс поднял жалюзи и, остановившись около кровати, с непроницаемым выражением лица оглядел Пенни.
— Тереза сказала, что ты считаешь для меня необходимым оставаться в постели еще несколько дней, — в смятении пробормотала Пенни.
— Я заходил сразу после ленча, послушал, как ты дышишь. Ты сильно простудилась.
Пенни почувствовала на лбу холодное прикосновение его ладони. Лицо Макса стало мрачным.
— Похоже, ты встанешь не раньше чем через неделю.
— Но через неделю приезжает папа, — чуть не закричала от досады Пенни. — Я не могу встретить его в таком состоянии.
— Пока ты в моем доме, будешь делать, как я сказал, — бесстрастно заметил он. — Врача вызывать не будем, нет необходимости. Все, что нужно, — это поддерживать в комнате равномерную температуру. — Его лицо, словно маска, абсолютно ничего не выражало. Пенни спрашивала себя, продолжает ли он злиться на нее.
Неожиданно для себя Пенни надменно произнесла:
— Если есть возможность, переправь меня в отель…
— Не будь дурой!
Девушка вздрогнула, но упрямо продолжала:
— Ведь я причиняю тебе одни неудобства. Ты же сам сказал, что не потерпишь больше меня в своем доме.
Макс молча смотрел на нее целую вечность. В прищуренных темных глазах читались порицание и упрек.
— Видимо, у тебя начался припадок жалости к себе. Так что, думаю, можно простить этот тон!
— Ничего у меня не началось! — дрожащим голосом возразила Пенни.
— А, извините, ошибочка вышла! Это, наверное, приступ злости! — съязвил он.
Лицо Пенни стало пунцовым. Все, что угодно, но быть посмешищем — это слишком. Она уже решила дать отпор, как Макс неожиданно спросил:
— Сильно болит?
— Все тело ломит. — Наверное, думает, так ей и надо.
— Есть хочешь? — Он прохладной ладонью снова дотронулся до лба Пенни. Девушка вздрогнула. Максу, казалось, было неинтересно, голодна она или нет. Он продолжал рассуждать: — Голова горячая. Должно быть, болит ужасно. Да, да, точно. Но у меня есть кое-что, чтобы снять боль. Как все-таки насчет перекусить?
Пенни покачала головой. Макс убрал руку, и она удивилась, насколько успокаивающим было его прикосновение.
— Я очень пить хочу, и побольше. В горле пересохло. — Девушка недоверчиво посмотрела на него, ожидая отказа.
Однако, к ее удивлению, Макс улыбнулся:
— Хорошо, побольше так побольше. Апельсиновый или лимонный?
— Лимонный, пожалуйста.
Изумление Пенни стало еще больше, когда Макс собственноручно внес в комнату серебряный поднос, на котором поблескивали высокие стаканы с соком и водой.
— Сначала таблетки. — Он помог ей приподняться и взбил подушки. Не каждая женщина сумеет проявить такую заботу, подумала Пенни. Неужели он и с Ширли так внимателен и любезен. — Запивай.
Пенни проглотила лекарство.
— Когда они начнут действовать? — Боль в голове становилась невыносимой.
— Через несколько минут станет легче.
Пока она жадно пила, Макс не сводил с нее глаз. Затем настойчиво уложил Пенни в постель.
— Можно хотя бы почитать? — раздраженно спросила девушка. — Ненавижу лежать и ничего не делать.
— А кто любит? Придется потерпеть несколько дней. Потом, может быть, я разрешу тебе садиться ненадолго. Посмотрим.
— Но мне надо работать…
Макс сделал нетерпеливый жест, и Пенни умолкла.
— Мама прекрасно справляется сама. Она зайдет через несколько минут проведать тебя. Пойду позову ее.
— А можешь позвать Ширли тоже?
— Слишком много визитов для одного дня, — строго заметил Макс. — Когда мама уйдет, ты должна опять лечь и не вставать до ужина. Надеюсь, к тому времени у тебя появится аппетит. — Он вновь занавесил окна.
Пенни взмолилась:
— Пожалуйста, не надо. Скоро и так стемнеет.
Макс колебался, потом пожал плечами:
— Ладно. Но только не читать, слышишь?
Боль немного утихла, но тело было словно ватное, ныла каждая косточка.
— Вряд ли я в состоянии читать, — едва слышно промолвила Пенни. — Когда твоя мама уйдет, я буду спать.
— Умница. Поправить подушки?
Пенни уставилась на него, надеясь понять, как за такое короткое время Макс сменил гнев на милость. Буквально несколько часов назад он холодным, казенным тоном отказал ей в гостеприимстве, а сейчас… Сам, лично заботится о ней, когда в доме полно народу, кому можно это поручить. Для Макса такое проявление доброты было просто неестественно и настораживало. Он всегда вел себя словно король. Слуги готовы были по первому слову прибежать и исполнить любое его желание. А теперь сам ведет себя словно слуга по отношению к девушке, которую невзлюбил с первой минуты, как увидел.
— Я сама, когда твоя мама уйдет.
Макс пристально смотрел на Пенни, не понимая, почему она так долго думала, прежде чем ответить:
— Но все равно большое спасибо.
Макс усмехнулся, и Пенни стало вдруг нестерпимо стыдно. Словно она проявила непростительную бестактность. Он возвышался над ней, такой самоуверенный, надменный, словно ни на секунду не сомневался в своем превосходстве, уме, образованности. Строгое выражение смуглого лица внушало трепет и заставляло чувствовать себя маленькой и беззащитной. Неожиданно Пенни вспомнила о том оскорбительном поцелуе, и на щеках снова проявилась краска стыда. Макс, казалось, прочел ее мысли:
