— Во дворце многочисленный персонал. И там вы. Так что по-настоящему она не одна. — Насколько Пиа знала, Федерико путешествовал не так часто, как его родственники. Ради сыновей он предпочитал держаться ближе к дворцу. — По-моему, вы со своим родительским опытом будете для нее хорошим примером.
— Убежден, что принцесса Дженнифер предпочтет компанию женщины. — Он поерзал на сиденье, будто тема родительских достоинств казалась ему нелегкой для обсуждения. — Женщины, которая знает, как поднимать ей дух над… — по-английски можно так сказать?
— Почти. По-моему, вы хотели сказать — поддерживать ей дух.
— Ах да. Так оно и есть. Возможно, она пожелает, чтобы подруга оставалась с ней в больнице, если роды начнутся до возвращения Антонио.
Пиа попыталась пропустить мимо ушей упоминание о больнице.
— Жаль, — продолжала она, — что вы не убедили брата остаться с ней.
Между черными как уголь бровями появилась вертикальная складка.
— Несомненно, принцесса говорила вам, что люди, облеченные властью, иногда должны идти на жертвы. У нас есть долг перед обществом. Он выше личных желаний. Любой, кто бывает или живет в королевском дворце, знает, что должен следовать своему долгу. — Он замолчал, будто подыскивая правильные слова. — И превыше всего люди должны хранить личные проблемы обитателей дворца.
Так вот в чем главная забота принца. Дженнифер несколько раз подчеркивала в телефонных разговорах, что весть о ее пребывании в постели не должно проникнуть на газетные полосы. Принц Антонио в качестве одного из трех беспристрастных посредников участвовал в переговорах в Израиле. Они пытались заключить новое ближневосточное мирное соглашение. Дженнифер не хотела, чтобы общественность хуже думала о нем из-за того, что в трудную минуту его нет рядом с ней, и чтобы участники переговоров беспокоились, что Антонио бросит дискуссию на середине. Как бы кронпринц ни хотел быть рядом с женой в течение последних шести недель ее беременности, это было невозможно. Судьба миллионов людей зависела от его спокойного участия в переговорах.
Федерико, очевидно, опасался, что она не будет достаточно скромной.
Так вот чем объясняется его настороженность. Пиа, наверное, лучше многих других понимала, как необходимы мирные переговоры для спасения невинных жертв. И надеялась, что они закончатся успешно. Она потратила немало дней и ночей, стараясь помочь людям, пострадавшим в результате политических войн. И ей казалось, что один и тот же человек не может одновременно растить детей и спасать мир. Хотя Пиа и скрывала свою озабоченность от Дженнифер, она часто размышляла, как этой паре удастся совмещать общественные и родительские обязанности.
Лимузин подкатил к воротам и остановился. Потом снова поехал после того, как страж проверил, кто сидит в машине. Пиа подалась вперед, насколько позволял ремень безопасности, разглядывая королевские розовые сады и ошеломляющий фасад дворца над ними. Через открытый верх лимузина слышался где-то неподалеку детский смех. Приятная теплая погода конца лета, легкий ветерок с Адриатики… Интересно, это смех двух сыновей Федерико?
Пиа откинулась назад, сопротивляясь желанию высунуться наружу и узнать, кто смеется.
— Ваше высочество, я понимаю необходимость скромности. Вам не следует об этом беспокоиться. Но скажите… Если бы вы были в положении Антонио, вы бы остались на переговорах или вернулись домой, чтобы быть со своей семьей?
Федерико выглянул из машины, словно его тоже привлекал детский смех.
— Я не в положении Антонио. Он кронпринц и когда-нибудь будет руководить страной. У него другие обязанности, не те, что у меня.
— Но если бы?..
— Я бы поступал так же, как Антонио. Это необходимо для всеобщего блага. — Федерико выпрямился на сиденье. — Мисс Ренати, — продолжал он, — прямо сейчас делегаты от обеих сторон сели за стол переговоров и выразили уважение моему брату за работу, которую он ради этого проделал. Такое нечасто бывает и может сдвинуть процесс в пользу всех участвующих, включая и Сан-Римини. Дженнифер это понимает. И когда-нибудь будет понимать ребенок Антонио.
Он говорил с искренней убежденностью, и Пиа поймала себя на том, что соглашается с ним. Во всяком случае, с большей частью сказанного. Ей нравилось, как он защищал старшего брата. Безупречные манеры принца и мягкий взгляд гипнотизировали ее. Когда он говорил, глаза озаряла чуть заметная улыбка. Будто он думал, что может убедить ее одним аргументом — взглядом.
Учитывая еще и контраст между его ясными голубыми глазами и оливковой кожей, легко предположить, что это, наверное, действовало в девяти случаях из десяти.
И все же…
— Я представляю себе, ваше высочество, последствия мирного процесса и восхищаюсь благоразумием принцессы и, конечно, вашей доброй волей в желании поддерживать ее и Антонио. Но вы не думаете, что, когда человек становится родителем…
Под колесами заскрипел гравий, машина подъехала к боковому входу во дворец. Появление пожилой женщины в прямой шерстяной юбке дало принцу возможность перебить Пиа:
— Простите, мисс Ренати. Это Софи Хант, личный секретарь принца Антонио. Если во время вашего пребывания во дворце вам что-нибудь понадобится, не сомневаюсь, мисс Хант сумеет помочь вам.
Водитель лимузина затормозил у дворцовой лестницы, где их ждала секретарь. Затем он вышел и быстро обошел машину, чтобы открыть заднюю дверцу для пассажиров. Принц снова предложил ей руку, чтобы помочь выйти из машины. Она благодарно улыбнулась, но тут же напомнила себе, что нельзя привыкать к такому предупредительному отношению. Она жила в мире брюк цвета хаки и хлопчатобумажных носков, в мире, где нет места платьям от Армани и туфлям от Джимми Чу.
Представив женщин друг другу, принц всецело переключил внимание на Пиа.
— Оставляю вас в хороших руках. И еще раз хочу сказать, что я, как и мой отец король Эдуардо, ценим вашу добровольную помощь и вашу скромность в этом вопросе.
Вот оно как. Королевское напоминание, что язык надо держать за зубами, — и до свидания. Пиа смотрела ему вслед, как он бежал по лестнице, легко и грациозно перепрыгивая через широкие ступеньки.
Забавно.
Она затронула тему более личную, чем большинство рискнуло бы обсуждать с членом королевского дома. И все равно, казалось, задела его не больше, чем если бы говорила о погоде. Это часть воспитания. Быть способным скрывать любые эмоции.
Если бы она обладала хоть половиной его благовоспитанности, ее бы не раздражала невозмутимость принца. Но часть ее души нуждалась в какой-то живой реакции. Ей хотелось, например, увериться, что он заботится о своих близких больше, чем о работе. Это он фактически и сделал. И еще дети, чей смех она слышала на пути во дворец… увидев отца, они продолжали смеяться. И это показывало, что они себя чувствуют не только запасными игроками в очереди на престол, дожидаясь, пока Антонио и Дженнифер произведут наследника. Наверняка они знают, что отец их любит больше всего на свете.
