Алиса, давно тайно и преданно влюбленная в него, стала его опорой и якорем спасения, ненавязчиво проявляя сострадание и по-матерински заботясь о его маленькой дочурке, пока он последний год служил на одной из военно-морских баз на Дальнем Востоке. Потом он оставил службу на флоте и женился на Алисе.
— Расскажи мне о доме maman, — попросила Джулия, подсознательно воспользовавшись французским словом, чтобы отделить Жюльетту от Алисы. — Ты когда-нибудь видел его? Где он? Где-то на окраинах Франции? — Ее интерес разгорелся, и она вдруг страстно захотела увидеть то место, где ее мать провела свои девичьи годы.
— Я был там лишь однажды, — ответил отец. — Жан, с которым я познакомился в Тулоне, возил меня туда. Тогда-то я впервые увидел твою мать.
Джон сообщил ей, что поместье Боссэ находится на юге Франции. Это одно из тридцати, или немногим более, ранчо, все еще существующих в Камарге. Их потомственные владельцы входят в избранный круг аристократов и открыто презирают обступающие их со всех сторон новые застройки. Разводят на ранчо, для престижа и удовольствия, черных быков и белых лошадей, а пастухи — хранители обычаев, как их называют, «gardiens», с древних времен были элитой Братства святого Георгия.
Отец никогда так подробно и много не говорил ей об этом. После смерти Жюльетты он избегал подобных тем, а когда Джулия стала достаточно взрослой, чтобы самой задавать вопросы, она уже утратила интерес к родным своей матери. И никаких разговоров о Мас-Боссэ[2] не возникало. Теперь же, когда Джулия была на пороге своего двадцатилетия, это место стало для нее вдруг реальным, и она даже ощутила неясную тоску, нет, не по незнакомым родственникам, а по дому и поместью, которое ей вскоре предстояло посетить. Она решила поехать — такую благоприятную возможность не стоило упускать даже в том случае, если в конце путешествия ее ожидает встреча с грозным пожилым джентльменом. Но если дед стар, болен и одинок, он не должен быть таким уж страшным.
Неделя пролетела незаметно. Джон заказал билет на самолет в салон первого класса, паспорт у Джулии уже был, а одежда, которую она купила для Майорки, вполне могла пригодиться на юге Франции. Хотя вряд ли, думала она, ей представится удобный случай демонстрировать свои экзотические пляжные ансамбли на ферме, чем, по сути, и являлся Мас в Камарге. Джулия узнала, что там совсем недалеко есть море, а в окрестностях Монпелье находится целый ряд благоустроенных пляжей. Она подумала, что у нее будет возможность посетить их, но когда отец настоял на включении в ее багаж резиновых сапог, теплых свитеров и средств, отпугивающих москитов, все это произвело на нее тягостное впечатление, и девушка засомневалась в правильности принятого решения.
Дед телеграфировал, что Джулию в аэропорту Мариньяна будет встречать некий господин Кордэ, которого она узнает по красной гвоздике в петлице. Это показалось ей довольно сомнительным способом опознания, и оставалось только надеяться, что там не окажется других джентльменов, украшенных подобным же образом, Месье Кордэ заинтересовал ее. Если он достаточно респектабелен и живет в Мас, то вполне может оживить пасторальную жизнь на этом ранчо.
В поездку Джулия надела бежевый брючный костюм, туфли на удобном квадратном каблуке и повязала вокруг шеи золотисто-голубой шарф. Девушка выглядела хрупкой и очень привлекательной, и, когда она прощально махала рукой отцу, прежде чем выйти на летное поле, Джон смотрел на нее со смешанным чувством гордости и тоски — она была такой прелестной и до боли напоминала утраченную им Жюльетту.
Джулия была права насчет красной гвоздики в петлице — похоже, все мужское население Прованса испытывало тягу к такого рода украшениям, и ее пристальный взгляд вызывал лишь удивление, а вопрос: «Pardon, monsieur, est-ce que vous êtes appelé monsieur Cordet?»[3] — провоцировал попытки случайного знакомства. Она даже не знала, был ли этот месье Кордэ молодым или старым, и начала уже злиться и на деда, и на этого господина, поставивших ее в такое глупое положение. Господин явно опаздывал, и Джулия, отчаявшись найти его, печально опустилась на скамейку рядом со своим багажом, уныло размышляя, что она будет делать, если месье Кордэ вообще не появится.
В это время молодой мужчина медленно направился в ее сторону, пристально разглядывая ее карими глазами из-под шляпы с большими полями. Он был одет в вельветовый костюм и ярко-голубую рубашку, большой черный бант, повязанный на шее, выдавал художника. Мужчина был явно смущен. Джулия холодно посмотрела на него, подозревая, что это просто очередная попытка завязать знакомство, но тут заметила у него в петлице две красные гвоздики. Он подошел к ней, театральным жестом сдернул свою шляпу и произнес на прекрасном английском:
— Мисс Арчер, не так ли?
Джулия вздохнула с облегчением, но удивилась, как он смог ее узнать.
— А вы — мистер Кордэ?
— Lui-même[4]. Это ваш багаж? Простите за опоздание, я перепутал время вашего прибытия. Мы, художники, как вы, вероятно, знаете, довольно небрежные люди. — Он не стал вдаваться в рассуждения о своей профессии, которую, несомненно, считал романтичной, и сразу же подхватил чемоданы Джулии в обе руки. — Будьте добры следовать за мной к машине… Только осторожно, не потеряйте меня в толпе.
«Для этого придется постараться», — подумала она, проталкиваясь вслед за ним на улицу к солнцу и свежему воздуху сквозь тараторившую и спешащую куда-то толпу.
Машина, к которой он подвел ее, оказалась новым легковым автомобилем с кузовом «универсал», сверкающим хромом и яркой краской. Месье Кордэ опустил чемоданы на землю и любовно погладил капот.
— Правда, красивая? И совершенно новая. Старая была вдребезги разбита в аварии, которая, увы, так потрясла моего дядюшку. Мне не часто позволяют ею пользоваться. Дядя мне не совсем доверяет.
— Ваш дядя — месье Боссэ? — Джулия удивленно подняла брови.
— Он не упоминал о нашем родстве? — Кордэ усмехнулся, сверкнув ослепительно белыми зубами. — Боюсь, дядя Жиль не очень мной гордится. Я и моя сестра Дениза — ваши кузены. Мы каждое лето гостим в Mac, а наш замечательный дядюшка Жиль терпит нас, пока мы держимся от него подальше.
Он бросил чемоданы на заднее сиденье машины и открыл для девушки переднюю дверцу. Джулия в это время размышляла о том, что месье Боссэ вовсе не нуждался в ее присутствии — общество племянников, живущих с ним под одной крышей, вполне могло скрасить его одиночество. «Кажется, — подумала она, — меня заманили сюда обманным путем».
— Я… я считала себя единственной оставшейся в живых родственницей Жиля Боссэ, — призналась она, устраиваясь на роскошном сиденье машины.
