тяжело падаю на землю, боль сосредотачивается в руках. В ушах звенит и, пока я пытаюсь прийти в себя, всё кружится перед глазами. Дарья берёт меня за руку. Её рот движется, но я не слышу ни звука. Её голос повышается и понижается, пока мой слух пытается прийти в норму.
— Не может… что-то… нас.
Я трясу головой, пытаясь прояснить зрение.
— Что случилось? Что она…
Я оглядываю двор и вижу, что все ведьмы поблизости поднимаются на дрожащих ногах. У некоторых идёт кровь из носа и ушей. Я коснулась своих ушей и обнаружила на пальцах кровь. Конечности отяжелели, как будто их залили бетоном. Тии нигде не было видно. Всё, что от неё осталось — выжженный след на том месте, где стояла. Неужели она себя убила? Проклятие самоубийцы? Неужели она действительно так сильно была зла? Пошатываясь, я медленно иду к ближайшему выходу, нуждаясь в свободе от окружающего хаоса. В голове стучит, раскалённый шип вонзается прямо между глаз. Начало мигрени или последствия проклятия? Наверное, и то, и другое. У меня сводит желудок, и я бросаюсь к кустам, в ужасе от боли в голове. Я хватаюсь за дерево одной рукой, другой собираю волосы, когда ослепляющая боль достигает апогея, и меня рвёт на аккуратную ухоженную клумбу.
Перед глазами кусочек радужной молнии вместо садовой калитки и каменной дорожки, которые я должна перед собой видеть. Боже, мне нужно найти место, где можно прилечь, желательно с влажной тканью на лице и смесью масел мяты, лаванды, ладана и копайбы, нанесённых на шею и виски. Кому-то это может показаться излишним, но если добавить в смесь немного магии, то мигрень пройдёт. Смаргивая, я пытаюсь сориентироваться, найти хоть какой-то ориентир, который подскажет, в каком месте поместья я оказалась.
Но всё было другое. Я больше не в доме Магнолий. На самом деле, не думаю, что я вообще в Новом Орлеане. Здесь холодно. Никаких звуков сверчков и лягушек. Я больше не обхватывала гладкий ствол дерева. Моя ладонь лежала на камне. На надгробии.
— Кладбище? Какого чёрта? — пробормотала я, отскакивая от одного надгробья и врезаясь в другое.
По позвоночнику побежали мурашки. Я же не могу заблудиться ночью на кладбище. Скрытая тенью фигура появляется в поле моего зрения, сразу за каменными стенами этого кладбища. Мужчина. Высокий. Широкоплечий. Я пробираюсь сквозь лабиринт надгробий, наступая на неровную плиту, врытую в землю. Лодыжка кричит от боли, выворачиваясь под неправильным углом, и мне кажется, что меня сейчас снова стошнит, хотя я и стремительно приближаюсь к земле.
— Я тебя держу. — Плавная интонация голоса моего спасителя, когда мужчина подхватывает меня на руки и поднимает с травы, делает моё унижение немного более терпимым. — Выпила слишком много?
Я едва могу открыть глаза, и жгучая боль пронзила мозг.
— Нет. Мигрень, — шепчу я, не в силах сказать больше. О том, что я проклята.
— Тебе плохо. Давай, отведём тебя куда-нибудь в тёмное и тихое место. — Его акцент словно масло на горячем тосте. Британское масло. Я люблю масло.
Я должна остановить его, потребовать поставить обратно. Я его не знаю. У меня нет сил даже для того, чтобы ощутить его ауру, но я ничего не говорю. Если я в скором времени не усну, то следующие несколько дней проведу в таком состоянии. Это как остаёшься сексуально неудовлетворённой или избегаешь убийства.
— Ты же не серийный маньяк?
Он усмехается.
— Это ты тусуешься на кладбище.
Его хватка становится крепче, он ещё сильнее прижимает меня к груди, и я клянусь, он меня нюхает. Страх сковывает грудь. Никто не знает, что я ушла. Они не знают где я. Может в этом и состояло проклятье Тии. Мой самый тёмный страх. Смерть от руки красивого британца. Потому что с таким голосом он просто не может оказаться не горячим.
Сайлас
— И как, чёрт возьми, я здесь оказался? — бормочу я, глядя на красивую женщину у меня на руках. У неё длинные тёмные волосы, пышные формы и пухлые губы. В сущности, мой криптонит. Но не просто то, что красивая женщина прижимается к моей груди, выводит меня из равновесия. Дело в месте, где я нахожусь — посреди многовекового кладбища, а не у себя дома. От неё пахнет шалфеем и лавандой, а ещё на ней следы крови. Чистое искушение. Я должен её укусить, а затем оставить отсыпаться от головной боли в вестибюле ближайшего отеля. А вместо этого я прижимаю её крепче к себе и позволяю уткнуться лицом мне в грудь.
Я шагаю по дорожке, покидая кладбище с ощущением чего-то знакомого, пронизывающего мой разум. Я здесь был раньше, но я ведь прожил очень долгую жизнь, а маленькие городишки очень похожи друг на друга. Но улицы заполнены людьми в парадных костюмах. Ведьмы, вампиры, призраки и гули шествуют по оживлённому городу. Именно тогда я понимаю, где нахожусь. Каждый магазин, каждая улица украшены ведьмами на мётлах, вывески с названием города «Город ведьм», в витринах магазинов выставлены футболки с надписями типа «Я накурился в Салеме и наложил на тебя проклятие».
Салем, штат Массачусетс, изменился.
Я должен позаботиться об этой женщине и убраться отсюда к чёртовой матери. Я поклялся никогда не возвращаться в это место. Дал клятву, а каждый мой шаг заставляет меня нарушать это обещание. Заходя в исторический отель Салем Уотерфронт, я направляюсь прямо к консьержу и встречаюсь взглядом с женщиной за стойкой регистрации.
— Лучший номер.
Она хмурится, но моя способность внушения всё ещё сильна, хотя я и ослаблен в других возможностях.
— Конечно, сэр. Могу я узнать ваше имя?
— Сайлас Блэк. Уверен, вы увидите его в журнале броней, если присмотритесь внимательнее.
Её пальцы порхают по клавиатуре, а затем девушка улыбается и кивает.
— Ах, да, нашла бронь, сэр. Мы разместим вас в нашем королевском люксе на…
— Всего лишь одну ночь, — закончил я за неё. Не знаю, как я сюда попал, но не хочу оставлять эту женщину, что сейчас в моих объятиях, одну на улице.
— Отлично.
Она передаёт мне буклет с карточкой-ключом и даёт указания, как пройти в мой номер. Всё это время моя подопечная у меня на руках подаёт признаки жизни. Мне ненавистно, что ей больно. Я хочу что-нибудь сделать, чтобы её успокоить. Однако если я отнесу её в гостиничный номер, это, скорее всего, не добавит мне никаких очков. Она уже спрашивала, не серийный ли я маньяк. В номере благословенно тихо, и когда
