— Мистер Палмер любезно согласился участвовать в нашей репетиции, так что найдите ему стул…
Остаток репетиции прошел как в тумане. Девушка лишь сознавала, что в двух шагах от нее сидит Эдди, и напрасно пыталась расслабиться. Их дружба умерла девять лет назад, так чего ей волноваться? После репетиции они поприветствуют друг друга, как того требует элементарная вежливость, и нечего психовать.
Наконец мистер Эндрюс погасил лампочку на своем пюпитре.
— До следующей среды, господа, у нас остались только две репетиции, поэтому не пропускайте их.
Он прошел в глубину сцены, где Эдди упаковывал валторну.
Вероятно, они обсудят номера, в которых будет солировать Палмер, подумала Джесси и почувствовала облегчение. Торопливо накинув пальто и собрав вещи, она направилась к выходу.
Шел снег, приглушивший яркие огни центральной улицы Вустера. На ступенях концертного зала Джесси остановилась, чтобы достать ключи из сумочки. За спиной хлопнула дверь, ее и без того разыгравшиеся нервы окончательно вышли из-под контроля — она вздрогнула. Просто смешно, сказала себе девушка. Ну спешит домой еще один музыкант. И все же сделала решительный шаг с тротуара.
— Эй, Джесси, подожди!
У нее замерло сердце. Она вдруг почувствовала себя попавшей в западню. Стараясь быть сдержанной, обернулась.
— А, привет, Эдди.
Поставив футляр с валторной, тот заключил ее в объятия.
— Не могу поверить! — засмеялся он, кружа девушку в воздухе. Джесси обалдела от такого натиска кожи, меха и упругих мускулов. — Не могу поверить! — возбужденно повторил он, а она удивилась: чего уж такого странного в том, что она играет в Вустерском оркестре? Где ж еще ей быть?
Наконец он поставил ее на ноги.
— Ну как ты, Джесс?
Джесс? Эдди один называл ее так. Это ей когда-то нравилось, звучало как ласка. Но, может, она преувеличивала?.. Девушка попыталась сохранить спокойствие.
— Я прекрасно. А ты?
— Великолепно. — Он наградил ее обезоруживающей улыбкой. За девять прошедших лет он добился того, о чем можно только мечтать, но пусть не думает, будто она забыла его эгоизм, бессердечность и все ему простила…
Он отпустил девушку и отступил назад.
— А ты прекрасно выглядишь. Совсем взрослая и такая элегантная.
— Спасибо. — Джесси усмехнулась — она всегда предпочитала одежду изысканного классического типа.
— Дело не только в одежде, но и в лице, в волосах. Ты изменила прическу?
Джесси понадобились три года, чтобы отрастить длинные волосы. Дома регулярно принимала масляные процедуры, а раз в неделю посещала дорогостоящий салон красоты.
— Ну, и как, одобряешь? Мне идет?
— Нет слов! Просто великолепие! — с искренним восхищением воскликнул Эдди.
Не желая поддаваться его обаянию, Джесси по-деловому спросила:
— А ты, значит, теперь в Детройтском симфоническом?..
— Ага. — В его голосе прозвучала гордость.
— Наверное, счастлив?
— Это точно.
Девушка знала, что детройтский коллектив музыкантов — один из самых престижных оркестров в мире, но для Эдди, возможно, и он лишь один из полустанков на пути к успеху.
— И где ты живешь? — спросила Джесси, смирившись с необходимостью поддерживать разговор.
Как только нормы вежливости позволят, она сядет в машину и умчится, чтобы забыть о его существовании.
— Снял квартиру у профессора, уехавшего за границу. — Эдди оглядел весело освещенную улицу, кирпичные фасады и зеркальные витрины магазинчиков, выглядевших такими же, как и тогда, когда они были детьми. — Послушай, пойдем куда-нибудь выпить кофе, — вдруг предложил он.
— Кофе? — Чего ради? Неужели он не чувствует неловкость между ними? — Извини, Эдди, я не могу, спешу.
Он нахмурился:
— Может, на следующей неделе?
— Не знаю, сможем ли мы увидеться, — уклончиво ответила она.
— Но будут же репетиции!
Дрожащей рукой Джесси смахнула снег с ресниц. Эдди, тебе вовсе не обязательно приезжать на репетиции, произнесла она про себя. Я слышала твою игру на фоне семидесяти других инструментов. Вслух же сказала:
— Репетиций я не пропускаю, это правда.
Он пожал плечами:
— Хороший предлог, чтобы повидаться.
Джесси почувствовала еще большее смущение. Не хочет она встречаться с Эдди. Знает она его… Стоит только поддаться, и все закрутится снова. Ей этого не надо. Ее устраивает нынешняя спокойная, упорядоченная, размеренная жизнь.
— Джесс, неужели у тебя нет времени даже на чашечку кофе?
— У меня дела.
— А на полчашки? — Он изобразил свою самую обаятельную улыбку.
Джесси вздохнула:
— Ну, если полчашки. Тут рядом есть кафе.
В его взгляде проглянуло разочарование. Она почувствовала, что ведет себя нелюбезно, поэтому, стараясь быть приветливой, сказала:
— Можем пойти и ко мне.
— Так поехали. — Он радостно поднял валторну. — Ты где припарковалась?
— На той стороне улицы.
— Прекрасно. Я сейчас. — Эдди поспешил к низкой спортивной машине, стоявшей у ступеней концертного зала.
— Это твоя? — не удержалась девушка от удивленного возгласа.
— Моя гордость и радость.
Она обошла машину, разглядывая ее словно летающую тарелку.
— Да это же «мерседес»!
— В самом деле? Надо же! — пошутил Эдди.
— Разве мы не дали обет не обзаводиться «мерседесами»?
— Это когда было! Или ты расстроилась из-за меня?
— Ну, мне придется добираться домой в этой развалюхе. — Девушка показала на скромный «форд».
— Ты держишь слово, как это на тебя похоже, Джесс.
Она ощетинилась:
— Догоняй!
Джесси ехала четыре мили до своего кооперативного дома, настроение ее ухудшилось. «Как это на тебя похоже», — с издевкой повторила она, следя за фарами Эдди в зеркале заднего обзора.
Он теперь знает Джессику Уолш не лучше, чем астронавта на Луне! Я же изменилась не только внешне. Джесси забарабанила по рулю обтянутыми перчаткой пальцами.
Эдди никогда не понимал меня. Самодовольный тупица! Однажды, когда им было по шестнадцать, он сообщил, что пишет фортепьянное произведение для нее. Это заинтересовало и даже польстило, пока она не услышала ту дурацкую вещичку, претенциозно названную Блюз «Джесс».
Тогда она ничего не сказала, хотя возненавидела его творение, не сразу поняв почему. Благодаря своему ровному, незатейливому ритму и сладкой предсказуемой мелодии, пьеса оказалась отличным символом их отношений. Эдди никогда не признавал в ней сложную личность. Блюз подтверждал: вот вам человек, который не может ничем удивить.
