собора. Под воздействием необъяснимых сил природы, какие случаются только здесь и какие способны пробить прореху в сплошном покрывале облаков, луч солнца на секунду вдруг коснулся позолоченной кровли, сверкнув, точно маяк ненастной ночью, и тут же исчез, уступив место снегопаду. Сверкнув, как нечто чужеземное и непонятное, как то, о чём уже давно забыли.
– По-нормальному, говоришь? – Очнулся молодой человек, медленно подходя к окну, – о какой нормальности здесь может идти речь? Нет больше места в мире, где красота и мерзость сочетались бы в подобных концентрациях; не удивительно, что у людей едет крыша. Знаешь, чего нет в этом городе? Гармонии. Здесь всё доведено до крайности. Дворцы – и напротив них трущобы. «Лексусы» и попрошайки у метро. Бомжи, заглядывающие в урны и Казанского собора. Нет тут места нормальности! И мы должны соответствовать этому. Иначе – скучно и ненатурально. Согласен – давай играть нормальных на улицах, в театрах и кино, но наедине будет оставаться собою.
Впервые он так откровенно шёл на уступки ради неё, и Лиза не могла этого не заметить и не оценить. Его объяснение ненормальности, впрочем, ей не понравилось – словно кто-то нашёл то, что ты так усердно прятал, и теперь хвастается. Ход её мыслей был более приземлённым, и причины она всегда искала в себе, нежели в ком-то, и тем более – в чём-то. Получается, он знает её лучше, чем она себя сама. Решив проверить его реакцию, она скрестила руки на груди и вызывающе заявила:
– Да ведь ты же изменяешь мне.
Константин с любопытством взглянул на неё, и в падающем сзади свете Лиза различила только насмешливый отблеск его глаз:
– Неужели?
Сама интонация говорила о том, что это вполне может быть правдой. Поняв, что ей нечего ответить, Костя добавил тем же тоном:
– Ты уверена в этом?
– Теперь – да!
– И что с того?
«Не нравится – проваливай» – прочла она за текстом, но почему она сидит? Прилипла к дивану?
– Почему ты так обращаешься со мной? Ты со всеми так говоришь? Что ты вообще о себе возомнил? – Вспыхнула девушка.
– На какой из этих вопросов мне отвечать?
– Придурок! – Она встала и прошлась по комнате. Костя и интересом за ней наблюдал – оставаясь у окна, он теперь отлично её видел, и про себя не уставал удивляться, как так женщины умеют увязнуть в паутине, которую сами же и свили.
Ноги было повели Лизу к выходу, но силуэт у окна и правда примагничивал:
– Ты знаешь, что ты псих?
– А я тебе о чём толкую?
– Такие люди, как ты, разлагают общество; они аморальны и не признают общепринятых ценностей.
Костя улыбался, наслаждаясь моментом.
– Да ладно, я же не маньяк и не террорист, а маленькие секретики у всех найдутся, – ответил он, с трудом сдерживая смех.
– Ну, знаешь! Это уже не на маленькие секретики тянет, а на нездоровую психику.
– А у кого она здорова? Думаешь, у людей, что вон за теми окнами напротив живут, мозги на месте? – Он махнул рукой в сторону двора.
– Откуда мне знать!
– А я вот знаю, что там баба одна мужика своего к батарее привязала и несколько дней кормила, а потом они поменялись, и бурная такая любовь у них, знаешь, всё по-собачьи! А этажом ниже бабка целыми ночами перебирает пшённую крупу, причём одну и ту же, и в тетрадь записывает, сколько крупинок в банке, потом спать ложится, пряча банку под матрас, а с вечера опять перебирает. Чуть левее женщина часто моет окна почти обнажённая. А в самом правом окне третьего этажа – парень, в компе сидит по полночи или телик смотрит, а перед тем как спать завалиться, по двадцать раз проверяет, заперты ли окна и дверь в его комнате.
Лиза разинула рот:
– Ты выдумываешь!
– Не веришь? – Костя пересёк комнату, открыл в серванте бар, где как и у многих вместо вина было всякое барахло, и извлёк оттуда внушительных размеров бинокль. – На, посмотри.
– Ты подглядываешь за людьми?! Но это их частная жизнь!
– Я же не использую полученную информацию против них… да и вообще никак не использую. Ну разве что для сравнения, чтобы убедиться: мы с тобой ещё цветочки! – Он убрал бинокль обратно.
Однако Лиза рассердилась не на шутку:
– Но это… гадко! А если бы за тобой подглядывали?
– Мне было бы приятно.
Только сейчас она обратила внимание, что на окнах нет штор и даже какой-нибудь жиденькой тюли. Для противоположной части дома, если включить свет, они были бы как на ладони. Единственное, что хоть как-то оберегало личную жизнь обитателей комнаты – разросшаяся герань, но она прикрывала только одно окно, второе предназначалось для курения и «отрешённости».
– Вся фишка в том, – заключил молодой человек, – что эти люди надевают куртки, выходят на улицу и становятся вполне нормальными горожанами; идут на работу и в магазины, сидят в кафе или кино, и никто не заподозрит, что они с прибабахом. Я это к тому, что скрытое внутри не обязательно должно вылезать наружу.
Он её не убедил. Лиза совсем нахмурилась.
– Я ухожу от тебя, – решительно заявила она. Реакции не последовало. – Позволь мне забрать свои вещи.
Костя развёл руками, показывая, что никак ей не воспрепятствует:
– Пожалуйста, всё что найдёшь, можешь даже часть моих взять, на память.
Лиза окинула взглядом поверхности мебели в поисках своих вещей, которые, по правде сказать, если и были здесь, то совсем в незначительном количестве. Второе открытие, которое она сделала за сегодня – у него всегда был порядок. Не идеальный, конечно, иначе бы комната выглядела не жилой; пачка сигарет, пара ручек и карандашей, вазочка с печеньем на столе и несколько каких-то журналов или книг – всё это было, но того количества всевозможных предметов, в некоторых жилищах занимающих все горизонтальные поверхности, она никогда здесь не наблюдала.
Молодой человек прислонился у окна к стене. Он часто так делал, даже обои в том месте были потёрты (он вообще любил к чему-либо прислониться). Видя её смятение (она лихорадочно вспоминала, где могут быть её вещи и какие именно – расчёска, заколка, может, шампунь), он спросил уже вполне серьёзно:
– Чего ты боишься?
– В смысле, чего я боюсь? Я ничего не боюсь!
– А я вот вижу, что ты боишься самой себя. Тех мыслей, что бродят в твоей голове и иногда слишком настойчиво вырываются наружу. Ты подчиняешь их, но иногда контроль ослабевает.
Лиза гневно на него зыркнула:
– Да что ты в этом понимаешь!
– Видимо, побольше тебя. Я вот своим
