Здесь были бриллианты и жемчуг, рубины и изумруды, а ведь сама старая леди жила на весьма скромное пособие, которое ежеквартально выплачивал ей ее внук. И если деньги оказывались израсходованными до того, как наступал очередной взнос, жить ей было совершенно не на что. В банке ничего не знали о сокровищах, хранившихся на верхней полке в просторном, но населенном лишь молью шкафу, и поэтому не считали возможным давать ей в долг. Для банковских служащих графиня Ардратская была лишь поблекшей и достаточно утомительной старой дамой, пережившей свое время и неспособной понять принципы банковского дела в стране, где она даже не родилась.
Управляющий местного отделения банка регулярно посылал ей краткие, ядовитые извещения об опасности превышения кредита, и Люси не сомневалась, что брюзгливое выражение на лице управляющего (его она, правда, никогда не видела, так как ее не допускали в святая святых — в его кабинет, и чек от имени своей хозяйки она вручала какому-нибудь младшему клерку) мгновенно рассеется, как утренний туман, и он сразу же схватится за телефон и начнет с покоряющей учтивостью уговаривать графиню позволить ему взять ответственность за этот бесценный клад на себя. И даже если бы ему рассказали про Серонию и про цели, ради которых этот клад хранится, он все равно станет настаивать на том, что банковские сейфы значительно надежнее полки в гардеробе, и будет умолять графиню доверить драгоценности его банку.
Но ничто не заставит графиню расстаться со своими сокровищами, и, по-видимому, ей даже в голову не приходит, что драгоценности не слишком хорошо охраняются. А если у нее и появляется какое-то чувство тревоги, она убаюкивает его мыслью, что Митци, Карл и Генрих постоянно спят в ее комнате и при любой попытке кого-нибудь чужого войти в комнату без приглашения поднимут душераздирающий лай. Она уверена, что три таксы, натасканные подавать голос даже на запах барсука, заставят любого грабителя призадуматься. Так же считала и Люси и не очень боялась грабителей. Она боялась другого: что Августина во время своих перепалок с мясником и молочником забудет о сдержанности и осторожности и, чтобы повысить престиж хозяйки в их глазах, вдруг проговорится о драгоценностях.
Графиня приподняла тяжелую нитку жемчуга и, перебирая его своими костлявыми пальцами, мечтательно проговорила:
— Эти жемчуга я надевала на свою свадьбу.
Но Люси, отличавшаяся хорошей памятью, поправила ее:
— Ах нет, мадам… Вы надевали их на первом большом приеме после свадьбы! Вспомните, их подарил вам ваш отец.
— Какая вы умница, — кивнула графиня головой, — вас никогда не собьешь. Я ведь была очень похожа на цветок, вот и решили, что единственным украшением на свадьбе будут цветы… белые цветы. На мне было кружевное платье с таким длинным шлейфом, что присутствующие спотыкались, стараясь на него не наступить. А потом мы провели шесть недель в горах — это был официальный медовый месяц — и еще три месяца путешествовали по Европе. — Графиня полуприкрыла глаза, словно вновь переживала прошлое, потом перевела взгляд на изумрудный браслет. — А его я надевала, когда австрийский император Франц Иосиф нанес нам государственный визит. — Она взяла в руки браслет, и в свете камина он вспыхнул зеленым пламенем. — Мама тогда болела, и мне пришлось играть роль хозяйки. Император сделал мне комплимент, похвалил мою внешность, а один из членов его свиты не сводил с меня глаз, так и пожирал меня взглядом, пока мы слушали оперу. Потом моя фрейлина сказала, что он чуть не застрелился, потому что я не смотрела в его сторону.
— Тогда… тогда вы еще были одна? — спросила Люси, щеки у нее порозовели, губы приоткрылись.
— Нет, дорогая, я была замужем, — призналась графиня. — В противном случае я почти наверняка посмотрела бы на него.
— Тогда зачем же он грозился застрелиться, это же не имело смысла? — резонно заметила Люси. — Я хочу сказать, раз у него не было надежд, что вы будете принадлежать ему…
— Если вы влюблены, моя дорогая, и если вы молоды… — Графиня потрепала ее по щеке. — Но вы ведь не были влюблены, не так ли? Пока нет. Но время ваше придет… поверьте мне, придет непременно.
«Вряд ли, если я и дальше буду проводить дни в попытках примирить вас и Августину», — с грустью подумала Люси. Но вообще-то ей нравилось примирять графиню с Августиной, и ей хотелось послушать рассказы, связанные с другими драгоценностями, хранившимися в шкатулке. Однако графиня принялась методично перебирать их и напомнила Люси, что сегодня они не просто ради удовольствия рассматривают содержимое шкатулки, а ищут, что можно было бы продать.
Она выбрала брошь в виде гирлянды цветов, украшенную рубинами и бриллиантами, и объявила, что вот этой брошью она и пожертвует. По сравнению с другими вещицами брошь отличалась небольшим размером и качеством камней. В одном или двух из них появились трещины. Правда, не по этой причине графиня решила расстаться с брошью. С ней у нее не было связано никаких дорогих воспоминаний, да и вырученная за нее сумма вряд ли сыграет большую роль в восстановлении правящей династии в Серонии. Но этой выручки будет достаточно, чтобы оплатить счета торговцев, и кое-что еще останется на текущие расходы и на жалованье Люси. Компаньонка запротестовала — если речь о ее жалованье, то нет нужды расставаться с брошью. Но графиня не слушала возражений, она уже не могла дождаться, когда Люси отправится продавать обреченную брошь.
— Идите оденьтесь для улицы и скажите Августине, пусть отложит ленч на полчаса или что-нибудь около этого, если вы не вернетесь вовремя. Лучше вам взять такси. — Она порылась под подушкой, вытащила небольшой вышитый кошелек и достала из него однофунтовую бумажку. — Возьмите такси и, ради всего святого, будьте внимательны. Не потеряйте брошь и не разрешайте никому ухаживать за вами или заговаривать с вами, пока не доедете до ювелира. Пусть лучше Августина вызовет вам такси.
— Но мне не нужно такси, — заторопилась Люси. — Я хочу пройтись. — И вдруг спохватилась, что совершенно не представляет себе, как распорядиться с брошью, и что графиня даже не упомянула имени ювелира. — Вы не сказали мне, куда я должна ее доставить.
— Верно. — Старая леди нетерпеливо взмахнула рукой. — Дайте мне ручку и бумагу… я напишу вам фамилию ювелира. Это на Сент-Джеймс.
— И сколько я должна получить?
— Скажите ему, что хотите две тысячи, и ни пенни меньше! Поверьте мне, он не станет артачиться. И попросите дать их вам наличными.
— Ой, ну я же не могу… Я не могу разгуливать по Лондону с такой суммой!
— И не надо. Кто-нибудь из служащих найдет вам такси, и вы приедете прямо домой.
