— А что ты так взбеленилась, Виктория Андреевна? — Григорьев сверкнул чёрными глазами.
Вика, решив не сдерживаться, высказала ему все свои мысли. У неё всегда было обострённое чувство справедливости, и эта особенность часто подводила девушку под монастырь.
Григорьев захохотал и долго не мог успокоиться.
— А что смешного я сказала, Кирилл Алексеевич? — надменно спросила Вика.
— По-твоему, каждый человек должен умиляться, наплодив потомства? Просыпаясь по ночам от детского плача и меняя подгузники? А потом, когда родители надоедят друг другу и разбегутся, ребёнок останется не у дел?
— Не у всех так, Кирилл Алексеевич! Далеко не у всех! Да, у вас был очень печальный опыт, но вы явно утрируете! Нельзя так грубо обобщать.
— Ты сейчас меня будешь жизни учить, пигалица, которая только вчера выпустила из рук мамину юбку? — вспылил Кирилл.
— Да идите вы!… Вы…вы… — так и не собравшись с ответом, Вика резко встала, топнула ногой и выскочила в коридор, закрыв двери ординаторской.
Остаток ночи она провела в одной из палат, и с тех пор игнорировала Григорьева, стараясь свести общение с ним к минимуму.
Когда у Вики и Григорьева выпало следующее совместное ночное дежурство, девушка почти не переступала порог ординаторской: всю ночь она провела в палатах или в коридоре. Правда, пару раз пришлось спускаться с доктором в приёмный покой, встречать вновь прибывших пациентов. Вика держалась с Кириллом Алексеевичем спокойно и по-деловому, словно никакой ссоры между ними и не было.
Вика никогда не была глупой и рассеянной, и замечала, что молодой доктор поглядывает на неё как-то странно, будто хочет поговорить, однако максимализм молодости и желание проучить резкого и самонадеянного Григорьева оказались сильнее, чем желание выслушать Кирилла Алексеевича.
Но скорее всего, она уже тогда влюбилась в него горячо и безоглядно, потому и пыталась всеми силами изобразить, как ей всё равно, и как наплевать с высокой колокольни на самого Кирилла Алексеевича и на его сомнительные убеждения.
В середине декабря Кирилл Алексеевич уехал в областной центр на курсы, потому подготовка к корпоративу и прочая предновогодняя бурная деятельность происходили без него.
Был уже конец декабря, когда Вика заступила на очередное ночное дежурство. Судя по графику, дежурить она должна была с Ларисой Евгеньевной, язвительной и критичной, но очень доброй, доктором от Бога.
Срочной работы пока не было, и Вика сидела в ординаторской, глядя в тёмное окно на снегопад и слушая шум чайника. Неожиданно двери распахнулись, и Вика увидела…ёлку. Настоящую живую ёлку.
Потом начались шум, суета, движение, и ординаторскую заполнил дурманящий аромат хвои.
— Нужно ведро с водой, — непривычно весело заговорил Кирилл Алексеевич.
Оказалось, что это он притащил ёлку.
— Вы же на курсах, — сказала Вика так, словно уличила Григорьева во лжи.
— Уже нет, как видишь, — усмехнулся Кирилл Алексеевич. — Так что насчёт ведра? Или я так и буду держать эту ёлку, пока праздник не пройдёт, и хвоя не начнёт опадать на мои ботинки?
— Интересное было бы зрелище, — язвительно бросила Вика и вышла из ординаторской, отправившись на поиски ведра.
Она услышала вдруг, как Григорьев смеётся ей вслед.
Вика вернулась через пять минут, поставила ведро у одной из стен: там, где ёлка будет смотреться лучше всего.
— Подержи ёлку, Вика, я куртку сниму, а то запарился, — опять улыбнулся Кирилл Алексеевич.
Он сегодня явно был в превосходном настроении и перевыполнил план по выражению положительных эмоций на год вперёд, а ведь дежурство только началось. Недоумевая и удивляясь, Вика выполнила просьбу.
Некоторое время они вдвоём устанавливали ёлку.
— Кажется, в каком-то из шкафов есть коробка с новогодними игрушками и всякой мишурой, — выпрямляясь и отряхивая руки, сказал Григорьев. — Надо найти.
— А где Лариса Евгеньевна? — всё же спросила Вика.
— Лариса Евгеньевна взяла отгулы и уехала к родственникам на все праздники, — сообщил Кирилл Алексеевич. — А что, со мной тебе дежурить не нравится?
— Нет, что вы, просто график… — Вика почувствовала, как краснеет от ужасного смущения.
— Давай лучше коробку с украшательствами искать, пока всё спокойно, и срочной работы нет.
Коробку они нашли быстро, и в последующие полчаса украшали ёлку, радуясь, как дети.
Убрав опустевшую коробку обратно в шкаф, Вика остановилась, любуясь результатами проделанной работы. Ёлка была фантастически красива.
— Нравится? — Кирилл Алексеевич мыл руки у раковины, расположенной в углу ординаторской.
— Ещё бы! Представляете, как завтра все обрадуются?
— Представляю, — произнёс Григорьев уже совсем рядом с Викой.
Вика, увлечённая созерцанием ёлки, не услышала, как он подошёл и встал прямо за её спиной. Зато вдруг почувствовала, как его большие тёплые ладони легли на её предплечья.
Вика замерла, потрясённая одновременно нахлынувшими на неё страхом, сумасшедшим восторгом и ещё чем-то необъяснимым, каким-то расслабляющим и волнующим теплом, исходившим от рук Кирилла Алексеевича.
Вика молчала, отстраниться не пыталась. Стояла и ловила удары собственного сердца, надрывающегося, как птица в силках.
Григорьев встал к Вике потеснее, прижался лицом к её волосам, потом тяжело вздохнул, провёл ладонями по рукам Вики, спустившись к запястьям, легко сжал ладони и отодвинулся.
— Пойдём чай пить, Вика, — тихо и немного хрипло сказал он. — Я пирожные привёз.
В ту ночь работалось на удивление спокойно — они приняли только одного пациента. Зато говорили до самого утра, даже спать не хотелось. Вика рассказывала Кириллу о своей жизни, а также об истории села и разных занимательных случаях. Григорьев делился собственными воспоминаниями, много говорил о тёте и совсем мало — о родителях.
Через день был новогодний корпоратив, на котором Кирилл Алексеевич, ничуть не стесняясь, ухаживал за Викой. Он не подпустил к ней ни одного из коллег мужского пола, и все танцы Вика танцевала только с ним. А ночью, провожая Вику до дома, Кирилл впервые поцеловал её.
Вездесущим и бдительным родителям удалось заметить целующуюся парочку, и когда на следующий вечер Кирилл пришёл к Вике с цветами, его пригласили отпраздновать Новый год в компании Серовых. У них всегда в новогоднюю ночь собиралось много гостей, было шумно и весело.
Вика жутко стеснялась, когда Андрей Иванович, её отец, позвал на праздник Кирилла, была уверена, что тот откажется. Но Кирилл согласился. А первого января Вика была в гостях у Кирилла. Тогда же он стал её первым мужчиной, и вскоре бурный роман красавца-хирурга и молодой прекрасной медсестры стал достоянием общественности села Столбово. Все с нетерпением ждали свадьбы.
Надеялась на предложение руки и сердца и Вика, что уж скрывать. В юности почти каждая девушка уверена в том, что именно она заставит пьющего избавиться от пагубной привычки, лентяя сподвигнет работать, а закоренелого холостяка и циника превратит в заботливого, любящего семьянина, — мужа и отца.
Казалось, Григорьев, действительно, по-настоящему любит Вику, ведь раньше он дистанцировался от всех представительниц прекрасного пола. Он умел быть заботливым и по-доброму строгим, скрупулёзно контролируя то, чтобы Вика вовремя ела, тепло одевалась и даже отдыхала во время дежурств. К тому же, Кирилл никогда не был жадным и умел ухаживать.
А ещё он превратил Вику в настоящую женщину, чувственную и прекрасную, открыв для неё целый мир интимных взаимоотношений.
Конечно, родители Вики были не в восторге от столь откровенной связи Вики и Кирилла, но отдавали себе отчёт в том, что дочь уже выросла и вправе сама решать, а на дворе двадцать первый век. К тому же, видя отношение доктора к Виктории, они тоже были уверены, что свадьба — вопрос времени.
Однако, как давно известно, человек предполагает, а Бог располагает.
Глава третья
Десять лет назад (воспоминания Виктории).
