ты.
«В профессиональном плане!». Этим всё сказано.
— Я должна возглавить пресс-службу?! Никогда ничем подобным не занималась. Алексей Юрьевич, я не журналист! У меня даже минимального журналистского опыта нет.
— И не надо. Я же озвучил свои требования? И там ничего не было об опыте работы журналистом.
— Взяться за совершенно новое, незнакомое дело?! Смелость надо иметь, — я задумалась.
— Вот и попробуешь. Смелости тебе не занимать. Соглашайся! — он слегка склонил голову набок, и сердце моё растаяло.
— Хорошо, попробую. При условии, что я не обязана буду лгать. В пресс-релизах, публикациях и на всех пресс-конференциях будет только правда.
— Замечательно, я только за, обеими руками! Узнаю тебя, Василиса! Рад, что ты дала принципиальное согласие.
Лёша встал, как бы давая понять, что я засиделась у него в кабинете, протянул руку для пожатия.
— Спасибо за поддержку, Василиса!
— С вашего позволения, я вернусь к работе, Алексей Юрьевич, — я тоже встала, привычно тряхнула волосами.
Пожав его теплую ладонь, я вдруг не на шутку разволновалась. Пора заканчивать с этим! Но приказывать себе бессмысленно.
— Василиса, где ты обычно обедаешь?
— В издательстве есть прекрасный буфет, неужели вы забыли?
— Ах да!.. Но я всё равно предлагаю тебе пообедать. Нужно обсудить ряд вопросов. Я зайду за тобой в час.
— Хорошо, Алексей Юрьевич. Слушаюсь, — грустно добавила я.
Лёша действительно пришёл за мной прямо в кабинет, и мы ушли из издательства вдвоём. Почти как раньше…
Сидя за столиком небольшого уютного ресторана, мы сначала обсуждали работу пресс-службы. А когда мне принесли фруктовый десерт, Лёша, таская с моей тарелки кусочки фруктов, буднично заявил:
— Василиса, я давно хотел поговорить с тобой по поводу развода.
— Говорите, — спокойно сказала я, хотя внутри всё оборвалось.
Лёша несколько минут молчал, собирался с силами, потом заговорил.
— Я же давно обещал подать на развод, Василиса, но всё руки не доходили. Теперь мы вновь живём в одном городе, и этот факт очень упрощает процедуру развода. — Делить нам нечего, так что подадим заявление в ЗАГС, если ты не против.
— Я за, — бесцветным голосом отозвалась я. Пусть делает, что хочет.
Смотрю на Лёшу и вдруг понимаю: он раздосадован моей покорностью и равнодушием. Но меня больше не интересуют тараканы в чужих головах, я не естествоиспытатель. Со своими бы разобраться. Решил разводиться — разводись.
— Мне не очень понятно, Алексей Юрьевич, зачем нужно уделять нашему разводу столько времени на стадии подготовки? Тем более, разводиться будем через ЗАГС.
«Видимо, очень нужна свобода, сильно припёрло. Вероятнее всего, подруга дней его суровых неистово замуж просится, а тут я».
— Всегда необходимо всё обговаривать в спокойной обстановке, Василиса, а такую тему — тем более. Мало ли, вдруг у тебя какой-то свой взгляд на ситуацию, а может, и требования есть?
«Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает».
— Нет, Алексей Юрьевич, никаких требований.
— Ты так и будешь «выкать» мне, Василиса?
Мне кажется, или опять досада в его голосе? Чего он от меня хочет?
— Теперь буду с утроенной силой, и вам советую. Субординация, рабочие отношения, сами понимаете! Плюс грядущий развод.
Лёша поморщился. Так, словно у него зуб болит.
— Значит, специальных просьб нет, Василиса?
— Есть одна. Мне нужен отдельный экземпляр свидетельства о разводе. Закажите, пожалуйста, сразу, когда будете заявление подавать.
— Хорошо. А почему ты не интересуешься, есть ли у меня просьбы или пожелания?
— Странный вопрос, Алексей Юрьевич! Ситуация инициирована вами, и у вас же просьбы? Поистине удивительно!
— Скорее, вопрос, Василиса.
— Ну так спросите, Алексей Юрьевич, не томите!
— Скажи честно, как он, лучше меня…сама понимаешь, в каком плане?
Буквально застываю от удивления на несколько секунд. Потом понимаю, что я, наверно, выгляжу глупо со стороны и похожу на сову с круглыми глазами. Резко встаю, почти бегу к выходу. Хорошо, что Лёша уже расплатился в ресторане.
Он догоняет меня у выхода, крепко берёт под руку и тащит к своей машине.
Мне претит закатывать сцены на публике, и я молча устраиваюсь в его машине, тем более, нам обоим нужно в издательство.
— Я так понял, эта тема — табу, — улыбаясь уголками рта, он пристально смотрит на дорогу. — Да и ладно, я тоже не горю желанием ворошить. Больно слишком.
Услышать подобное откровение от Лёши? Такое случается реже, чем пролетает комета Галлея.
Сердце моё сжимается. Мне тоже…тоже больно, очень больно. Но я не могу сказать об этом вслух, у меня нет столько мужества.
— Алексей Юрьевич, я знаю, что когда не стало моего отца, вы были в командировке за границей. Тогда на моей карте загадочным образом появилась круглая сумма. Я уверена, этот перевод был сделан вами. Спасибо, вы очень выручили меня. Потом я постепенно пополнила всё и теперь готова в любой момент вернуть долг.
Лицо Лёши побледнело так, что стало даже чуть серым.
— Посмей только вернуть, — прошипел он, не пытаясь сохранить и видимость спокойствия. — Это было не для тебя, это был мой последний долг перед Василием Сергеевичем. Он принял меня когда-то как родного сына.
Я молчу. Что тут скажешь? Лёша не смог приехать, чтобы проститься с моим папой, и компенсировал это единственным доступным способом. Он прав.
Мы молчим несколько минут, каждый думает о чём-то своём, но наши мысли смешиваются, встречаясь в каком-то общем пространстве.
Я думаю о том, что как ни странно, всё ещё продолжается тот самый злосчастный понедельник. Как так? Ведь прошла целая вечность! Жизнь моя перевернулась с ног на голову, да ещё и движется в неизвестном направлении.
— В пятницу в девятнадцать ноль-ноль в издательстве состоится приём, Василиса. Вениамин Сергеевич устраивает, хочет проститься со всеми таким образом.
— Не думаю, что явка обязательна, это же не рабочее время, — пожимаю я плечами. У меня даже сомнений нет: при всём уважении к Вениамину Сергеевичу, я не приду на этот приём.
— Ошибаешься. Явка строго обязательна. К тому же, это проявление элементарной вежливости по отношению к Вениамину Сергеевичу. Придёшь как миленькая. Это приказ.
Я сверкаю глазами от досады и беспомощности, а этот самодовольный тип смеётся, не скрываясь.
Уже вечером, сидя перед телевизором с чаем и шоколадом, я подводила итог этому длинному и судьбоносному (я уверена) дню. Всё вспомнив и взвесив, сосредоточилась на нескромном вопросе Лёши. Итак, моя давняя догадка подтвердилась: он считает, что я изменила ему, и он на сто процентов уверен своей правоте.
Разбираться в этом? Или пустить на самотёк? Ведь развод — дело решённое, вряд ли истина теперь сможет повлиять
