которая сможет стать настоящим Лидером. Справедливым. Честным. Милосердным. Мудрым.
Он зажмурился, прячась от ее горящего взора, глубоко вздохнул и приготовился прыгнуть в бездну неизвестности. Открыл глаза, поймал взгляд подруги и улыбнулся ей, тепло и по-дружески.
— Нет.
Ее глаза возмущенно распахнулись, загорелись гневом, но на самом их дне он все же успел разглядеть облегчение.
— Сток, что?!.. Какого… — и она разразилась отборной казарменной бранью. Стокер расхохотался, наслаждаясь звуком ее голоса, и подняв руку, остановил нелицеприятную тираду грозной марсианской женщины.
«Ну куда ей на гражданку? Она же там взвоет через пару лет!»
— Выслушай меня, — Карабина замолчала, давая ему аргументировать отказ. Она прекрасно знала, что просто так он не принимает столь важные решения. — Я понимаю, что ты вырастила двоих детей во время войны, что много работала, так и не смогла насладиться женским счастьем. Я знаю, как много ты сделала для Марса. И я прекрасно вижу, что устала. Я не отказываюсь отпустить тебя, Карабина, дать время родить ребенка, вырастить, побыть дома, понять, что такое быть домохозяйкой. И наесться такой жизнью по самые антенны, — он, прищурившись и улыбаясь уголками губ, представил, как она пытается командовать домашними, сходя с ума от бездействия. Мышка возмущенно уставилась на него, но не перебивала. — Я тебя знаю, бро. Ты покайфуешь год-два. А потом тебе надоест. Малыш твой перестанет в тебе нуждаться. Старшие выпорхнут в свою жизнь. И тебе станет жутко скучно командовать кастрюлями и швабрами. И вот тогда, только тогда, я хочу, чтоб ты вернулась. Я даю тебе три года. Поймешь, что нужно еще, — обсудим, но лично я ставлю на то, что уже через пару лет ты захочешь вернуться в свой кабинет. Я даже буду готов оборудовать там игровую для своего тезки и командировать своего секретаря к тебе нянькой, — он усмехнулся, представив, как здоровенный детина, что сидит у его двери, возится с ребенком. — Я обещаю, что первый год ты не получишь ни одного сообщения по работе. И если не захочешь сама, то и второй год тоже. Поживи гражданской жизнью, отдохни. Но, — Стокер поднялся с дивана, сделал шаг к Карабине, опустился перед ней на колени, чтоб оказаться глазами на уровне ее глаз и бережно взял тонкие, но очень сильные пальчики в свои. Прямой и открытый взгляд прямо ей в глаза. Он манил, просил, никаких недоговоренностей не было меж ними. — Вернись ко мне. Ты мне нужна.
Просто, правда?..
Она глотала слезы, но не смогла удержать их. Беременность сделала ее сентиментальнее. До этого он считанные разы видел, как она плачет. Последний раз его генерал размазывала слезы по тому самому парадному кителю, что на нем сейчас, когда они подписали капитуляцию Плутарка.
— Будем вместе строить мир? — Она улыбнулась ему, вспоминая разговор сразу после того, как они выиграли войну. — Создавать новое правительство, возрождать города?
«Вместе!»
— Да, бро. И мне, как никогда, нужна команда, — Стокер серьезно заглянул ей в глаза. — Мне сейчас еще больше нужен тот, кому я полностью доверяю и кому могу подставить спину, — он сжал ее руки в своих и попытался дословно восстановить в памяти их диалог. — Скажи, ты будешь со мной?
— Буду. Ты же знаешь, что всегда буду. Во имя Марса и будущего! — улыбаясь, ответила она теми же самыми словами.
На душе Стокера стало легко, и улыбка сама появилась на губах. Он поцеловал ее пальцы и, поднявшись, снова опустился в свое кресло.
Не останавливайся! Тебе нужен…
«Ой, да сам знаю!»
— Пока тебя не будет, мне придется укрепить свою команду, как-то заменить тебя. Я тут думал о вариантах, и, знаешь, я и так хотел попросить Троттла вернуться, но, боюсь, сейчас я просто вынужден это сделать. Мне нужен тот, кто разбирается в финансах и обладает стратегическим мышлением. Как считаешь, смогу я уговорить твоего мужа снова со мной работать?
— Сток, мы же друзья. Только скажи, что тебе требуется помощь, и любой из нас придет к тебе, — мышка искренне улыбнулась, сказав это как что-то само собой разумеющееся, как будто это не меняло их жизнь.
У мужчины стало тепло на душе. Как мог он сомневаться в них, в своих друзьях, тех, кто бок о бок шел с ним по его пути, деля все невзгоды? Почему не был уверен в тех, кто не раз прикрывал спину, спасал жизнь? Он взволнованно поднялся из кресла, стуча хвостом по ногам, чтоб хоть как-то справиться с охватившими его эмоциями, и уставился в окно, разглядывая раскинувшийся за ним Сад Надежды. Шорох, едва слышные шаги, — и Карабина обняла его сзади и положила подбородок на плечо, глядя в ту же сторону, что и он. Стокер накрыл ее ладони своими, сглотнул комок в горле, внезапно перехвативший дыхание, и, стараясь, чтобы голос не дрожал, прошептал:
— Спасибо, бро!
— Пожалуйста, Сток. Для того и нужна семья.
«Семья!..» — Он сжал челюсть, пытаясь сдержать эмоции, вызванные этой простой фразой. — «И… тебе спасибо, мерзкий ты манипулятор!.. Я все понял!»
Но странный внутренний голос не ответил. Он замолк навсегда, оставив после себя лишь полустертые, будто не Стокеру принадлежавшие, воспоминания. С этого дня они изредка возникали в голове, помогая принять верное решение, когда марсианин подходил к развилке дороги, имя которой — жизнь. А после они исчезали, чтобы не тревожить душу. Воспоминания об охваченном пожаром ненависти мире. О предательстве и одиночестве. О реках крови, пролитой по велению сумасшедшего диктатора. О мире, в котором был уничтоживший своими руками все, что дорого, старик.
О мире, которого не будет никогда.
Спустя 14 лет после победы над Плутарком.
Противный монотонный писк вырвал из забытья.
Все тело болело и ощущалось, словно чужое. Слабость была такая, что даже дыхание давалось с трудом. Кстати, дышать и правда было больно — каждое движение грудной клетки отзывалось тупой вспышкой. В носу и во рту мешалась какая-то хрень, которой там явно находиться не должно.
Стокер вытолкнул мешавшуюся во рту трубку языком, открывая глаза. Его пальцы дернулись, и мерзкий писк сильнее резанул уши. Яркий свет полоснул по глазам, и он застонал, пытаясь прикрыть их рукой, но попытка вышла слабая — кисть едва поднялась, и упала рядом, а он смог только разочарованно застонать и зажмуриться.
Что за хрень? Почему он беспомощен, словно мышонок?
— Тихо, тихо! Вот же буйный нрав! Лежи спокойно, куда собрался? — рядом раздался бархатистый голос, который он бы узнал из тысячи, и Стокер едва не застонал снова,
