Тем не менее где-то в глубине сознания Хоуп бродили тревожные мысли, преследуя ее днем и ночью, в самые неподходящие мгновения, и старый сундучок в ногах его спальника также служил постоянным напоминанием. Время от времени Хоуп замечала, как тень пробегала по лицу Армана, и знала, что схожие мысли посещают и его.
Она жила с ним в палатке на вершине холма, всегда засыпая прежде, чем он начинал «процесс исчезновения». Она знала, что это трусость, но это было и формой отрицания. Сердце ее разрывалось — она желала, чтобы он оставался с ней, любил ее, но разум ее был достаточно ясным, чтобы поверить в невозможность этого.
В конце недели за завтраком Хоуп решилась наконец затронуть эту самую болезненную тему.
— Уже должен прийти ответ от профессора, о котором я тебе говорила. — Она уставилась взглядом в землю. — От того самого, что изучает историю семейств, проживающих в этом районе. Возможно, у него будет какая-то ниточка… — Она откусила кусочек сандвича.
Арман облегченно вздохнул: наконец-то она решилась поговорить об этом! Он подозрительно рассматривал свой сандвич. Хлеб, похоже, был ржаным с какими-то мелкими семенами сверху. Полезно ли это для здоровья? Неужели никто больше не готовит настоящий французский хлеб — или это и должно быть его заменителем? Арман откусил краешек сандвича, жалея, что не может питаться более знакомой едой.
Поскольку наступило молчание, он поднял брови.
— Когда? — спросил он, с трудом пытаясь проглотить мягкое вещество, от которого, похоже, язык его намертво приклеился к нёбу.
— В конце недели.
— И что же?
— Ничего же! — отрезала она. — Я просто подумала: надо сообщить тебе, что я уезжаю, — на случай, если ты заскучаешь без меня и тебе станет интересно, куда я подевалась.
Он наконец проглотил прожеванный кусочек и опасливо опустил сандвич на фольгу, подумав: этим следовало кормить британцев во время военных действий. С подобной пакостью во рту они ни за что не смогли бы отдавать приказы.
— Я буду скучать по тебе, моя Хоуп, но не по этой еде, — с отвращением проговорил он, зная, что это развлечет ее.
Хоуп не могла сдержать улыбку.
— Я обязательно привезу тебе что-нибудь вкусненькое, — пообещала она.
Судя по его ответному взгляду, он не очень-то верил, что будущее меню будет чем-то сильно отличаться от настоящего. Хоуп расхохоталась.
— Как долго тебя не будет?
— Примерно два или три дня. Мне надо собрать все сведения, которые удастся найти. Кроме того, придется просмотреть газеты за конец восемнадцатого века, чтобы узнать что-нибудь о Миннесоте еще до того, как она стала штатом.
Нахмурив брови, Арман провел рукой по ее волосам.
— Я и не думал, что понадобится так много времени.
Она потянулась, притрагиваясь к его бедру. Рука ее задержалась там.
— Но это необходимо. Чтобы не ездить много раз туда и обратно. Я вернусь, как только смогу, — пообещала она.
— Я знаю.
Суровая реальность снова вмешивалась в их отношения, и казалось, даже воздух вокруг похолодел.
— Арман, поговори со мной. О чем угодно. Прошу тебя.
— Хорошо, chérie, — спокойно ответил он, заворачивая остаток своего сандвича в вощеную бумагу. — Я расскажу тебе о своих первых днях при дворе.
— При дворе короля?
Удивление его было совершенно очевидным.
— Ну, разумеется. А какой же еще может быть двор?
Хоуп улыбнулась.
— Ну, разумеется. Продолжай, — поторопила она.
Прежде чем начать, Арман откинулся, опираясь на толстый ствол дерева позади него. Хоуп устроилась рядом. Он обнял ее за талию.
— Итак, на чем я остановился?
— Мы говорили о дворе. Сколько тебе тогда было лет?
— Я только что стал мужчиной — наверное, около тринадцати.
— Мужчиной? — Она с любопытством посмотрела на него. — А откуда тебе стало об этом известно? Или это какая-то особенная церемония?
Грудь его заходила ходуном от хохота.
— Не было никаких церемоний, любимая. Это было совершенно ясно и так. Я стал достаточно взрослым, чтобы иметь детей.
Теперь она поняла, но все равно продолжала изображать из себя невинную дурочку.
— Но как ты об этом узнал? Ты что, попробовал?
Руки его крепче сомкнулись вокруг ее талии.
— А это, любовь моя, не твое дело. Я просто знал. Этого было достаточно.
Хоуп притворно вздохнула.
— О'кей, продолжай.
Он поцеловал ее в макушку, словно утешая за свой отказ продолжать разговор.
— Мой отец решил, что нам с братом — а Франсуа тогда исполнилось пятнадцать, и он воображал, что намного старше меня, — пришла пора посмотреть на Версаль и в полной мере прочувствовать, что значит принадлежать к высшим слоям французского дворянства.
— Звучит очень по-французски, — прервала его Хоуп саркастическим тоном; с большим трудом она сдержалась, чтобы тут же не поделиться с Арманом тем незабываемым впечатлением, которое произвел на нее этот дворец — она была там несколько лет назад и до сих пор не могла забыть его великолепия.
Он пропустил ее замечание мимо ушей.
— Конечно. Мы отправились в карете отца. Путешествие из нашего поместья заняло у нас четыре дня. К тому времени, когда мы выехали на дорогу, ведущую прямо в Версаль, и мой брат, и я давно уже перестали притворяться взрослыми и пресыщенными жизнью. Дворец показался мне настоящим чудом — он сверкал на солнце белым камнем и позолотой, сверкал божественным светом, подобно нашему королю. Везде были люди — дворяне, торговцы, солдаты, слуги, крестьяне и самые прекрасные женщины из всех, кого я когда-либо видел. Там жило более трех тысяч подданных короля. Это был целый город.
Арман замолчал. Хоуп открыла глаза и повернула голову, чтобы поглядеть на него.
— Продолжай. Что было дальше? — тихо попросила она. Ее воображение уже нарисовало картину, которую он описал, и ей хотелось представить остальное.
Он посмотрел на нее сверху вниз, но было ясно: в эту минуту он видел что-то другое или кого-то еще. Затем он улыбнулся.
— Наша карета проехала громадные чугунные ворота, украшенные золотом, и остановилась у ближайшего подъезда — это был один из множества входов во дворец. Затем отец в последний раз напомнил нам, как следует вести себя при дворе, о чем мы тут же забыли. Мы с Франсуа выпрыгнули из кареты, тараща на все глаза, словно два щенка-переростка. В эту минуту я поднял голову и посмотрел на крытую галерею, что вела внутрь дворца. Дыхание у меня перехватило, когда я увидел самую прекрасную женщину из всех. Она шла по галерее, направляясь к нам.
— Кто это был? — едва слышно спросила Хоуп.
