Если бы только у него было время все объяснить сейчас.
Весь день Брук терзалась оттого, что не добилась от мужа подробного рассказа о его отношениях с Франческой. Нельзя было сразу сдаваться и быть такой слабой. Нужно было расспросить его о подробностях их помолвки и последовавшего за ней разрыва.
Только после полдника она наконец нашла время для просмотра утренней почты. В первом конверте оказался счет за телефонные переговоры. Сумма, указанная в нем, ошеломила Брук.
Машинально она просмотрела перечень звонков, задержав взгляд на двух международных, состоявшихся в один день. Один из них был гораздо дороже другого. Первый номер телефона она узнала сразу – это был номер его родителей. Лео звонил, чтобы сказать, что они благополучно долетели в то памятное воскресенье. Шестнадцать минут.
Второй номер – миланский. Брук не могла припомнить, кому он принадлежал. Разговор продолжался почти два часа! Судя по счету, он начался в пять минут третьего в то же самое воскресенье, а закончился ровно в четыре, как раз когда она вернулась домой от матери. Брук еще раз посмотрела на незнакомый набор цифр, и у нее перехватило дыхание от неприятного предчувствия. Она точно знала, что Лео звонил не в миланский офис – этот номер она помнила отлично.
Ее сердце наполнилось ужасом. Брук взяла телефонную книгу и открыла на букве «П». Рядом с именем «Лоренцо Парини» значился адрес миланской квартиры покойного брата Лео и тот же самый номер, что и в счете. Значит, муж звонил Франческе, пока меня самой не было дома, и проболтал с этой мерзавкой два часа! – поняла Брук и разрыдалась.
Как он мог? Предатель. Обманщик. Подлец!
Всхлипывая, она со злостью разорвала следующий конверт, адресованный персонально Лео. В нем тоже был счет, но уже за переговоры по сотовому телефону, который он всегда носит с собой.
Пытаясь отогнать пелену слез, заволакивающую глаза, и унять внутреннюю дрожь, она просмотрела телефонные номера в списке звонков. И нашла, что искала, – тот самый номер упоминался три раза. Да, разговоры длились недолго, всего лишь несколько минут, но один причинил ей особенно жгучую боль. Он произошел вечером в среду, в восемь минут восьмого, как раз в то время, когда Лео должен был готовиться к празднику по случаю пятилетия их семейной жизни.
Но нет, он нашел время позвонить этой женщине. Что же это означает для нее, его жены?
Только то, что ее муж – лживый, коварный, способный на измену негодяй.
Брук уже не верила в то, что эта женщина пыталась покончить с собой, по крайней мере всерьез. Она ведь не умерла, не так ли? Это был всего лишь хитрый ход, чтобы заставить Лео прилететь обратно к ней и дать то, чего ей теперь так не хватало. Ей не хватало в постели Лео, который жаловался бы на то, что он вынужден возвращаться к жене исключительно ради детей, но любит-то он только ее, Франческу. Одну ее. И так было всегда.
Точно как сказала мать Лео.
Чувства Брук менялись, как в калейдоскопе: от беспокойства к испугу, потом к отчаянию и, наконец, к ощущению полной безысходности. Нет, одернула она себя. Так нельзя!
Она не станет закрывать на все глаза на этот раз. Не будет молчать и не отойдет на задний план, как послушная девочка, не сдастся, беспомощно опустив руки. Хватит быть глупой женой, которая довольствуется редкими вспышками благосклонности мужа.
Стиснув зубы, Брук нашла в телефонной книге номер транспортного агентства и набрала его уверенной рукой. Билетов на прямой утренний рейс до Рима уже не было, но ей предложили лететь через Цюрих, а оттуда другим самолетом – в Милан. Если удастся избежать непредвиденных задержек, она нагрянет к Франческе на сутки позже Лео.
Но при условии, конечно, что сможет упросить мать присмотреть за детьми. Что и говорить, просьба велика, но и дело срочное и крайне важное.
– Естественно, я посижу с внуками, – согласилась Филлис, выслушав сбивчивый рассказ дочери. – Возьму отпуск до конца недели. И не беспокойся – сюда их привозить не нужно. Я сама приеду к вам и останусь до твоего возвращения. Самое лучшее место для детей – их родной дом. Тем более в отсутствие родителей.
– Мамуля, спасибо, огромное спасибо. Я в вечном долгу перед тобой.
– Глупости! А для чего еще нужны матери? Поезжай и за детей не беспокойся. Одному Господу известно, что происходит между Лео и этой Франческой, но я совершенно с тобой согласна: нельзя сидеть сложа руки и ничего не предпринимать. Хотя я по-прежнему не верю, что Лео тебе изменил. Чем больше об этом думаю, тем больше утверждаюсь в мысли, что им манипулирует порочная, дурная женщина. Она бросила Лео ради Лоренцо, когда это было ей удобно, – конечно, только по той причине, что он был старшим сыном и унаследовал бы состояние отца, – а теперь, когда Лоренцо мертв, она снова переключилась на Лео.
Брук была поражена этой идеей до глубины души. Прежде она не рассматривала ситуацию с такой точки зрения. Франческа всегда казалась ей слабым, беспомощным существом, безвольным и несамостоятельным.
Но, возможно, мама права, рассуждала она. Вполне вероятно, что Франческа лишь притворяется беззащитной, чтобы пробудить в мужчинах покровительственный инстинкт, заманить их в свои сети, так сказать.
А потом, когда они уже попались, эта женщина привязывает их к себе такими прочными узами секса, противостоять которым представители сильного пола не могут. Брук ни секунды не сомневалась в том, что Франческа хороша в постели. От нее исходили какие-то незримые флюиды чувственности, которые нельзя было не ощутить.
Брук хотела надеяться, что ее гнев направлен не на того человека. Может быть, не Лео ей следовало бы уничтожить, а Франческу!
Но потом она напомнила себе о звонках и поняла – виноваты оба: и муж, и его любовница.
– Вероятно, ты права, мама, – холодно отчеканила Брук. – Но на твоем месте я не была бы столь уверена в Лео. Да, и вот еще что, если он позвонит завтра утром – а скорее всего, так и будет, – не говори ему, что я улетела в Италию. Скажи, что я заболела и ты приехала к нам, чтобы помочь с детьми. Придумай что-нибудь, например что я сплю, и попроси перезвонить попозже. К тому времени я уже доберусь до Милана, и этот мерзавец еще пожалеет, что связался со мной!
– Брук, детка, мне не нравится, когда ты такая злая.
– Бывают такие случаи в жизни, мама, когда одна только злость может помочь. Ладно, мне пора собирать чемодан. Пока.
Брук осмотрела свой черный костюм и подумала, что, наверное, подсознательно выбрала этот траурный цвет.
Гнев, приведший ее на борт самолета, летевшего в Цюрих, к моменту приземления растаял, как снег весной. На рейс до Милана она села уже в очень подавленном состоянии, а оказавшись в этом городе, была на грани нервного срыва, наконец осознав весь ужас ситуации.
