нее по полной, то даже этих базовых нужд она удовлетворить не сможет. Значит, она снова повела себя глупо и наивно – очевидно, что обстоятельства, при которых она может вернуться к деду, все же существуют, и это необходимость обеспечивать сына. Ради этого можно пойти на все, даже проглотить гордость. Лэкленд будет в восторге оттого, что она приползла к нему с просьбой, – особенно узнав, что сделал Финн.
Женевьева сидела, не сводя глаз с телефона, лежащего перед ней на столе. Перед этим она провела не один час в студии, оценивая ущерб и беседуя с полицией. Увидела она и запись, что показал Ник, – и теперь было сложно лелеять хоть какую‑то надежду. Конечно, на видео не было лица Финна – он ведь не дилетант в таких вещах, – но одежда была его.
Теперь ей предстояло сделать два телефонных звонка, и необходимость эта пугала. Один из них должен был быть деду, другой – «Митчелл бразерз». Что ж, подумала Женевьева, если дед хоть чему‑то ее и научил, так это тому, что нужно делать самое страшное, не откладывая это в долгий ящик. Взяв телефон, она нашла номер, который надеялась больше никогда не набирать. Ожидая ответа, она чувствовала, как ее затопляют ужас и разочарование.
– Женевьева, – послышался голос деда, и в голосе его слышался энтузиазм. Ну конечно, он уже все знает.
– Да.
– Как жаль, что твоя коллекция пострадала.
Радость его была такой неподдельной, что ему бы не удалось ее замаскировать. Женевьева искренне пожалела, что нельзя сказать, будто ситуация под контролем, что у нее все хорошо. За долгие годы общения с дедом она поняла, что проще выбирать короткие объяснения и позволять ему верить в собственную победу, – так неприятное общение сводилось к минимуму.
– Полагаю, что ты звонишь, впервые за три года, чтобы попросить помощи.
Женевьева стиснула зубы.
– Да.
– Интересно, дорогая, помнишь ли ты те слова, что я сказал тебе, когда ты убегала, будучи беременной и опозоренной?
Конечно, Женевьева помнила – слова эти были очень злыми и жестокими. Дед сказал, что она никогда не сумеет встать на ноги, потому что глупа, ничего не умеет и недостойна доверия. Однако, что бы она сейчас ни сказала, Лэкленд не упустил бы возможности все это повторить – просто чтобы получить удовольствие. И точно – так и вышло.
– Я говорил, что ты не выживешь сама. Ты неудачница – в любых обстоятельствах – и рано или поздно приползла бы ко мне назад.
– Да, дедушка.
– И вот пожалуйста, все так и вышло.
Женевьева закрыла глаза, ожидая, когда последуют требования, потому что знала, что они последуют.
– Если я правильно помню, я обещал тебе, что и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе.
Все так и было, но Женевьева знала, что он не станет держать слово, ведь принять ее назад означает получить послушную марионетку – дед обожал контролировать всех. И снова она не ошиблась. Лэкленд произнес:
– Но три года – долгий срок, да и, наверное, я тогда поторопился. Я приму тебя назад в семью и семейный бизнес, но у меня несколько требований.
Женевьева ждала.
– Я отказываюсь признавать сына вора своим внуком.
При этих словах девушка выпрямилась, встревожившись.
– Но я понимаю, что он твой сын, – продолжал Лэкленд. – Поэтому я приму тебя назад при условии, что он отправится в интернат. Ты должна сосредоточиться на работе.
– Но ему нет и трех лет, – возразила Женевьева, зная, что ни при каких условиях не отправит сына в интернат.
– Я знаю, как уверен и в том, что смогу найти ему школу, куда его примут, невзирая на возраст. Пусть растет в той среде с малых лет – чем быстрее он осознает, что может рассчитывать только на себя и не будет принят этой семьей, тем лучше.
Женевьеве хотелось закричать, заплакать, проклиная обоих – деда и Финна, что поставили ее в это дурацкое положение.
– Вот такие у меня условия, – закончил Лэкленд, не дожидаясь ее ответа. – И они обсуждению не подлежат.
В трубке послышались короткие гудки, разговор прервался.
Женевьева крепко обняла сына, прижимая его к себе, он же принялся выворачиваться, поглядывая на груду игрушек в углу, и она спустила его с рук. Он такой маленький и невинный, подумала она, и понятия не имеет, что назревают перемены, что могут перевернуть его жизнь. Если она вернется к деду – что маловероятно, – необходимо найти способ обойти его условия, иначе нельзя. К счастью, это сложное решение можно принять чуть позже. «Митчелл бразерз» великодушно дала ей несколько дней, чтобы разобраться в ситуации и оценить ущерб. Сейчас нужно было накормить сына.
– Ноа, ты хочешь куриные наггетсы?
При одной мысли о еде желудок ее сжался, но ребенку нужно было есть.
Малыш бросился к ней, уткнулся в ее колени и, обнимая ее за ноги, произнес с широкой улыбкой:
– Динозаввы?
– Да, конечно. Иди играй, а я их приготовлю.
Мальчик безмятежно заковылял к игрушкам, а Женевьева прошла на кухню, достала пакет с наггетсами и разогрела духовку. Все это она проделывала тысячу раз, но сейчас это милое домашнее занятие показалось ей каким‑то неестественным.
Она поставила сковородку в духовку – и тут раздался стук в дверь. Закрыв глаза, Женевьева сделала глубокий вдох. Ей не хотелось разговаривать ни с кем, даже с друзьями. Она уже отпустила Николь, сказав, что будет весь день дома. Может, не открывать? Конечно, это невежливо, но ведь и вправду нет сил на разговоры. Если кто‑то скажет хоть одно участливое слово, она не выдержит и расплачется – сейчас ей удается держать себя в руках исключительно ради Ноа.
Однако незваный гость не желал уходить, и дверь вскоре затряслась под настойчивыми ударами. Женевьева решила, что проще открыть и вежливо намекнуть пришедшему, чтобы убирался восвояси. Однако вся ее решимость улетучилась, стоило ей увидеть, кто на пороге.
– Мы можем войти? – спросил Стоун Андерсон, не ожидая, однако, ее разрешения и проходя в дом.
Следующий за ним мужчина молча проследовал за ним и бесшумно прикрыл дверь. Женевьева сразу догадалась, что это, должно быть, третий из друзей‑партнеров – Грэй Локвуд.
– Располагайтесь, – произнесла она, делая приглашающий жест рукой, и в ее словах отчетливо прозвучал сарказм.
Стоун внимательно посмотрел на нее и едва заметно улыбнулся:
– Смотрите‑ка, у тихой и послушной девочки есть зубки.
– Не знаю, зачем вы здесь и чего хотите, но я сейчас не в настроении принимать гостей.
– Вы захотите это увидеть, я
