Дом Джеймсонов не был очень уж эффектен, но довольно-таки внушителен. Большой, трехэтажный, с высокими колоннами и широкими верандами, он стоял посреди широкой лужайки, спускавшейся сзади к ручью. Дом был ослепительно белым, трава — изумрудно-зеленой, а вся картина в целом — типичной для юга.
Прекрасное место для выросшей здесь Дорис.
Кэт выпрыгнула из машины и понеслась к дому. Мать покачала головой, подходя к багажнику, из которого Тед извлекал сумку девочки.
— Она ведет себя так, словно не видела их целую вечность.
— Они, конечно, трепещут от восторга, завидев ее, и переживают, что она так по ним скучает. — Из сумки выглядывали бейсбольная кепка и плюшевый медвежонок. Сунув запретную шапочку под лохматого зверя, он застегнул сумку плотнее. — Забавно, вот уж не думал, что ей нравятся мягкие игрушки.
— Девочка умерла бы от стыда, если бы ребятишки прознали, что она все еще спит со своими зверятами. Наверное, вещи из прошлого служат своеобразным талисманом. Для нее это мягкие игрушки, для меня — мое стеганое одеяло.
На мгновение Тед замер. Ее стеганое одеяло… Черт, оно навеяло сладкие воспоминания. Как только они затащили всю мебель Дорис в квартиру, Грег побежал в магазин за холодным пивом и закуской, оставив Теда собирать кровать… с ее помощью. Они быстро закончили сборку, и Дорис тут же принялась застилать матрасы кружевными простынями и этим самым стеганым одеялом. Когда она уложила подушечки, они с минуту стояли и смотрели на постель, давая волю своему воображению. Девушка, без сомнения, думала о первой ночи с Грегом на этом ложе. А он… Господи, чего бы он только не отдал за то, чтобы провести с ней несколько часов под этим одеялом.
В конце концов он получил свое и понял, что готов принести в жертву все что угодно ради любимой. Даже дружбу с Грегом.
И за прошедшие с тех пор годы все осталось по-прежнему. Он не пожалел бы ничего ради любви этой женщины.
Сообразив, что она ждет, он подхватил сумку и тут же услышал смех Дорис.
— Ты мошенник. Не думай, что я не видела эту кепку, которую ты так старательно упрятал.
Он посмотрел на нее невинным взглядом.
— А что ты имеешь против бейсбольных кепок?
— Ничего, но я против этой грязной, потерявшей форму, рваной вещицы, которой место только на помойке. Дома у нее есть новые кепки, но она предпочитает эту.
— Наверное, она чем-то ей дорога. — Как оставшийся от отца ножик или когда-то подаренная ему Дорис книжка. Как ее стеганое одеяло, наконец, с которым связаны самые сладкие воспоминания. — Ты же сама напомнила о своем талисмане. Значит, и у тебя есть что-то свое, памятное, заветное.
На секунду задумавшись, она решительно покачала головой.
— Нет. Самое заветное в моей жизни это Кэт.
Когда он закрывал крышку багажника, его внимание привлекло какое-то движение в конце тщательно подстриженного газона. По нему прыгала Кэт, с веранды спускались ее бабушка и дедушка, в двойных дверях застыли две молодые женщины — сестры Дорис? Итак, на встречу вышло все семейство. Ему еще повезло, решил он, что в подкрепление не было вызвано семейство Тейлоров.
— Знаешь, — тихо произнес Тед, — я могу подождать здесь, пока ты с ними поговоришь.
Дорис проследила за его взглядом.
— Трусишка, — ухмыльнулась она. — От моей семейки так легко не отделаться. Они могут подойти и сюда, на подъездную дорожку заговорят тебя не хуже, чем в доме. Пошли.
Когда они ступили на пешеходную тропинку, она добавила:
— Кстати, Тед, я говорила тебе, что даже тогда, когда ходила на свидания, не познакомила ни одного из мужчин со своими?
Это должно было означать только одно: ее родители воспримут его появление здесь как нечто необычное. Нечто знаменательное. Черт, он на это и надеется. Всю свою жизнь только и ждал чего-то знаменательного, чего-то большего, чем три коротких часа с Дорис.
— Нет, не говорила.
Она одарила его самой обаятельной улыбкой.
— Тогда считай, что я тебя предостерегла.
Ее отец был дружелюбен, сестры Кэрол и Софи — откровенно кокетливыми, а мать — вежливой. Вежливость же Элизы Джеймсон — Дорис знала это по своему опыту — не предвещала ничего хорошего. Матери понадобилось несколько минут, чтобы присмотреться к гостю, после чего она заманила дочь на кухню под нехитрым предлогом приготовления чая. Дорис использовала отпущенные минуты, чтобы подготовиться к вопросам матери, но оказалась не готова к ним.
— Ладно, этот мужчина когда-то был лучшим другом Грега, — повторила Элиза слова дочери. — А что он значит для тебя?
— Он друг, — холодно ответила она.
— Он тебе нравится?
— Очень. Он чудесный человек.
— Но он действительно нравится тебе? Все же, Дори, ты позволяешь ему проводить время с Кэт, позволяешь ей называть его по имени. Как далеко у вас зашло?
— Мам, мне скоро тридцать, — Дорис не сумела скрыть свое раздражение. — И не допрашивай меня, я этого не заслуживаю. Не так часто я завожу знакомства с мужчинами, и всякий раз ты начинаешь подозревать меня Бог знает в чем.
Мать помолчала, наполняя стаканы льдом.
— Что-то мне не нравится, как он ведет себя с Кэт. Слишком уж он расположен к ней, если принять во внимание, что вы знакомы совсем недавно.
— Я знаю его уже десять лет — треть всей жизни!
— И мне не нравится, как он поглядывает на тебя.
Ах, мама, если бы ты знала, как он умеет поглядывать!
Дорис вспомнила тот момент, когда несвоевременное появление Кэт прервало разговор с Тедом на веранде ее дома. Он не отрывал от нее глаз. Ах, этот взгляд, от которого ей хотелось прильнуть к нему. А тут дочь — не могла подождать еще несколько минут…
— Дорис! — отвлек ее голос матери.
— Что, мам?
— Возьми, пожалуйста, стаканы. Я приготовлю поднос и салфет… — Женщина внезапно замерла, с изумлением уставившись на протянутую руку дочери. Нервно облизнув губы, Дорис взяла кувшин и начала разливать чай.
— Ты заложила кольцо?
— Нет, мама.
— Сдала в чистку или ремонт?
— Нет. Оно в моей шкатулке для драгоценностей, там и останется. Рука не самое подходящее место.
— Понятно. Итак, этот джентльмен вернулся домой после десяти лет отсутствия, и ты уже готова забыть о Греге.
На языке Дорис так и вертелось, что они с Тедом забыли о Греге за несколько месяцев до его гибели, и что это счастье для всех, ибо иначе не было бы Кэт. Но она сдержала себя и холодно проговорила:
— У этого джентльмена, мама, есть имя — Теодор. Если ты не можешь заставить себя называть его так, обращайся к нему "мистер Хэмфри" или "сержант артиллерии Хэмфри", а лучше вообще никак не называй. А теперь… Нам чаю не надо. Мы с Тедом возвращаемся домой.
