Она позвонила Рууду, услышала его шаги и затем голос:
— Кто там?
— Я, Алина! — Находясь в состоянии яростного гнева, обращенного на Маттея, она удивилась, что при каждом слове из ее рта не вырываются клубы дыма и языки пламени, как у сказочного дракона. Дверь открылась, и Алина выкрикнула: — Кого же вы ждали, кроме меня?! — И прошла в комнату.
— Ну, кого же еще? — Рууд закрыл дверь и, покачивая головой, пошел за ней следом. — Одно прелестное восемнадцатилетнее существо, преследующее меня уже в течение трех дней и безусловно желающее меня побаловать…
— Но, господин Хуттман, как же так… — Алина запнулась, поняв наконец, что он шутит, и со стоном опустилась в кресло. — Мне жаль, что все получилось не так, как хотелось. Я страшно зла!
— Все же расскажите мне то новое, чего я не знаю. — Он сел напротив и отрицательно покачал головой, когда она посмотрела на рюмки, стоящие наготове. — Ни капли алкоголя! Прежде, чем решить, напоить ли вас коньяком или отправить на дальнейшую борьбу трезвой, я хотел бы выяснить поподробнее обстоятельства дела.
Большая часть гнева Алины как-то утихла в этой успокаивающей, уютной обстановке.
— Как вы думаете, есть ли еще смысл бороться за Маттея? — тихо спросила она. — Он объяснил мне, что я, на его взгляд, проникла к нему только для того, чтобы получить поддержку в начале карьеры.
— Что в общем-то недалеко от истины, — заметил Рууд.
— Да, это так, — неохотно добавила она. — Но он уверен, что моя любовь к нему — розыгрыш и притворство, а вот это уже неверно.
— Тогда вы должны избавить его от этого заблуждения.
— Но как? — Алина беспомощно подняла руки. — Он вообще может не подходить к телефону, включив автоответчик, он даже записал на магнитофонной ленте обращение ко мне.
Рууд попросил дословно повторить это обращение и криво усмехнулся:
— Ужасно злопамятный подлец, этот ваш Маттей!
— Я бы выразилась иначе… — Алина глубоко вздохнула и рассказала, что произошло, когда она появилась перед дверью Маттея. — Что же я должна еще сделать, чтобы убедить его в искренности моих чувств к нему? — с отчаянием в голосе закончила она рассказ. — Ловить его на улице? Но он может пройти мимо, да еще с надменным выражением, а я больше не могу себе позволить быть отвергнутой, как только что у двери его квартиры.
Рууд в задумчивости сцепил пальцы рук.
— В таком случае вы могли бы броситься ему в ноги, обнять их и умолять о прощении…
— Чтобы он меня простил? — вспыхнула Алина. — Но за что же? За то, что я в него влюбилась?
— За то, что вы обманом втерлись к нему в доверие, скрыв истинную цель…
— Господин Хуттман! — Алина вскочила, сжала кулаки и гневно посмотрела на него. — Во-первых, я никого не обманывала, выдавая себя за машинистку, ведь я отлично печатаю, а во-вторых, это предложение исходило от вас!
Старик беспечно рассмеялся.
— Ну и что? Очевидно, по вашему мнению, мне нужно оправдываться перед Маттеем? Но это ведь не я хочу его? Меня всю жизнь интересовали исключительно женщины… — Он взял бутылку с коньяком.
Алина в замешательстве посмотрела на Рууда.
— Зачем сейчас коньяк? Вы что, решили напоить меня?
Рууд плеснул немного коньяку в обе рюмки.
— Только для возбуждения клеток головного мозга, ведь нам нужно найти такой план действий, который безусловно приведет к успеху. — Затем он убрал бутылку и весело улыбнулся. — По правде говоря, я, конечно, знаю единственно верный путь в данной ситуации. Но, во-первых, я хотел бы его сделать менее тернистым, и, во-вторых, прошу извинить за столь ранний прием коньяка. За успех нашего плана!
Алина сделала небольшой глоток и попыталась сдержать свое нетерпение. Рууд в это время только нюхал, смакуя, запах коньяка.
— В чем же заключается этот план? — не выдержав, спросила она.
— Постель! — Он осушил свою рюмку и закрыл глаза от удовольствия.
— Постель? — почти неслышно повторила она. — А дальше? Или это все, что вам пришло на ум?
— Мое любимое дитя! Если бы вы прожили на свете столько лет, сколько я, и к тому же были бы мужчиной, то знали бы, что, в конце концов, все всегда и везде вращается вокруг постели. Не забывайте, что я ровесник этого столетия. Я или сам все изучил, или, по меньшей мере, был рядом в качестве наблюдателя. Правда, со мной ушла эпоха красавиц…
— Я рада, что вы не начали со средних веков!
Рууд усмехнулся, услышав раздражение в ее голосе.
— Но для этого все же нужно было изучить хотя бы французские бордели. Они были лучшим местом, которое мог посещать мужчина и в двадцать и в тридцать лет.
— Господин Хуттман…
— Что бы вышло из Генри Миллера, не найди он парижскую подружку в доме с красным фонарем? Вероятно, стал бы глубокоуважаемым, но абсолютно не читаемым автором.
— Господин Хуттман, мне совершенно безразлично, что бы могло выйти из Генри Миллера. — Алина пальцами впилась в подлокотники кресла. — Мне даже безразлично, что получилось из Генри Миллера. Меня интересует только то, что получится у Маттея Делагриве и Алины Верниквет.
Рууд радостно зааплодировал.
— Вам действительно не нравится, что я так откровенно говорю об этом деле?
— Господин Хуттман!
— Ну хорошо! Я не буду долго пытать вас. Есть ли у вас ключ от пентхауса Маттея?
Алина сначала отрицательно закачала головой, а потом утвердительно кивнула:
— А как же! У меня есть ключ, но я им никогда не пользовалась! Мне это было не нужно, ведь…
— Неважно, — прервал он ее. — Итак, вы подкарауливаете момент, когда Маттея не будет дома, а затем с икрой и шампанским проникаете в мастерскую и ждете его там.
Алина озадаченно уставилась на старика.
— И это должно сработать? Я просто должна прийти к нему с ужином и подождать?
Рууд несколько секунд в упор смотрел на девушку, затем медленно кивнул.
— Неудивительно, что Маттей нашел в себе силы выставить вас за дверь! Милое дитя, вы что, действительно так наивны? Разве я сказал хоть слово о том, что вы должны прийти к нему с ужином?
— Но вы говорили о шампанском, и икре, и…
— Шампанское, а не кока-кола! Икра, а не фри. И вы не просто будете ждать его в ателье, а, когда он войдет, должны лежать в постели в эротически дразнящей позе и соблазнить его своим очарованием, шампанским и икрой. И когда я говорю соблазнять, то это не значит, что при появлении Маттея вы скажете: «Хелло, это я, давай же есть и пить то, что я принесла с собой!»
Алина некоторое время переваривала в голове его слова, затем глубоко вздохнула.
— Это мне не нравится. Я хочу, чтобы Маттей признал свою ошибку и без предубеждения принял меня.
