Деборе было ужасно неловко. Так чувствует себя посторонний человек, случайно оказавшийся свидетелем проявления интимных чувств. Больше всего ей хотелось сейчас закрыться где-нибудь и вдоволь выплакаться.
— Мне было бы гораздо труднее простить тебя, Ламберт, если бы Дебора уехала, — услышала она голос Рей. — Как это замечательно, что у нас, оказывается, есть внучка!
— Ты сказала — у нас? — повторил Ламберт. — Значит, ты не возражаешь?
— Я чувствую себя такой счастливой, что мне хочется разрыдаться, — призналась Рей. Она освободилась из объятий Ламберта и подошла к застывшей от волнения Деборе. — Но хочешь ли ты быть нашей внучкой, моя девочка?
— Очень, — прошептала Дебора. — Если, конечно, Ламберт не против.
— Признаюсь, ты, дочка, мне сразу понравилась, — с трудом подбирая слова, произнес Ламберт. — Не давала мне спуска, не тушевалась перед моей грубостью. Мне нравятся люди с характером, так что ты уж извини за все, в том числе и за этот дурацкий маскарад. Я страшно боялся, что Рей все узнает, и потому совсем спятил.
Чтобы Ламберт сказал такое! Было от чего заплакать, и Дебора, уже ничего не стесняясь, громко зарыдала. Тронутая ее слезами, Рей обняла Дебору. Открыл свои объятия и Ламберт. Каким-то непостижимым образом в этих объятиях умудрился найти для себя место и Мартин.
— По-моему, это великое событие в жизни всех нас, и его необходимо должным образом отметить, — торжествующе воскликнул Ламберт. — Пройдемте в дом, выпьем за это.
Они пили за новую семью, за Дебору, за бабушку и дедушку. Вспомнили, что теперь у Деборы есть еще и сводный дядя.
Воспользовавшись наступившей паузой в шумном излиянии чувств, Мартин заметил:
— Так вот почему тебе так понравилась Исландия, Деб?
— Я полюбила ее с той минуты, как ступила на эту землю. У меня было такое ощущение, что я вернулась домой.
— И все же тебе, дорогая, наверное, придется возвращаться в Бельгию, — грустно заметила Рей. — Там твой дом, твоя семья, друзья, работа… Я буду очень скучать по тебе.
— У меня нет семьи, — призналась Дебора. — Бабушка так и не вышла замуж. Я была единственным ребенком у родителей, а они умерли. Вот с работой действительно будет проблема.
— Ты хочешь сказать, что собираешься остаться здесь, — удивилась Рей.
— Конечно, — в свою очередь удивилась Дебора. — А разве может быть иначе?
— Ты знаешь иностранные языки и могла бы работать преподавателем, — заметил Ламберт.
— Честно говоря, я никогда не преподавала, — с сомнением сказала Дебора.
— Ерунда! — отвергла ее сомнения Рей. — Ты молодая, умница и быстро все освоишь.
— В понедельник я звоню в иммиграционную службу. Я — твой дед, и этого должно быть достаточно, чтобы получить для начала вид на жительство.
— Как замечательно, — в восторге воскликнула Дебора, поднимая бокал. — За Ламберта и иммиграционную службу!
Ламберт опрокинул бутылку, чтобы отжать из нее последние капли, после чего Рей, щеки которой горели, как герани в саду, объявила, что они с Ламбертом отправляются наверх вздремнуть.
— Сегодня будем ужинать позже обычного, а потом, может быть, займемся пирогом, — улыбнулась она Деборе.
— С удовольствием, — отозвалась та. — Я такая счастливая. Спасибо вам за все.
Проводив взглядом уходящих стариков, Дебора предложила Мартину выйти подышать свежим воздухом.
Они долго сидели на ступеньках террасы. Ветер играл ее волосами. Мартин не отрываясь смотрел на Дебору.
— Ты не представляешь, какая ты красивая, — нежно сказал он. — И ты заслужила счастье. Какой ты молодец, что думала прежде всего об интересах Рей, и только потом о себе.
— У меня просто не было выбора.
— Выбор был, и ты правильно его сделала.
— Мартин! Я должна признаться, что не всегда вела себя достойно.
— Да, я заметил, как ты потихоньку выливала из бокала самогон Ламберта.
— Не смейся, я серьезно. Помнишь, как ты спасал меня на озере? Так вот, все это я подстроила, чтобы с твоей помощью оказаться в доме Норманов. Извини меня, если можешь.
— А царапины на ноге, ты их тоже нанесла себе умышленно?
— Нет, конечно. Царапины подлинные. Это только вначале я притворялась, а потом начала тонуть по-настоящему, и если бы не ты, то не знаю, чем бы все это кончилось.
Потом Дебора рассказала Мартину о своем детстве, о Хильде, своей матери, родившейся незаконнорожденной и всю жизнь вынужденной расплачиваться за чужие грехи.
— Хильда боялась любых проявлений чувств. В нашем саду никогда не цвели красные тюльпаны или голубые гиацинты.
— В каком возрасте ты уехала из дома? — спросил Мартин.
— Я начала путешествовать в семнадцать лет. Жила в различных странах, чтобы изучить иностранные языки. Нигде подолгу не задерживалась. Меня просто обуяла жажда к перемене мест.
— Так продолжалось до тех пор, пока ты не приехала сюда?
— Да, если иммиграционная служба разрешит, я останусь жить в Исландии. Конечно, вначале мне придется съездить в Бельгию за вещами, попрощаться с друзьями и закрыть пару контрактов. Много времени это не займет. Надеюсь, что с помощью компьютера и факса мне удастся сохранить некоторые рабочие контакты. Мне все равно, где здесь жить, но хотелось бы поближе к Ламберту и Рей.
— Ты многим рискуешь, принимая решение переехать в Исландию, — задумчиво заметил Мартин.
— И еще об одном я должна тебе сообщить, — продолжала Дебора, торопясь сказать как можно больше, пока не улетучилась храбрость. — Из-за моего аскетического воспитания я никогда не была близка ни с одним мужчиной. Боялась. И для чего я все это тебе рассказываю?
Мартин смотрел на Дебору так, будто она только что огрела его бутылкой по голове.
— Хочешь сказать, что ты девственница? — изумленно спросил Мартин.
— Чудовищная глупость, не так ли? — с жалкой улыбкой сказала Дебора. — Ты оказался первым мужчиной, с которым мне захотелось лишиться невинности.
— Что же ты нашла во мне такого особенного? — подозрительно глядя на нее, спросил Мартин.
— Я не могу объяснить этого. Сама толком не понимаю. Но, когда я с тобой, я забываю все те наставления, которые давала мне моя мать.
— Слава богу, что мы вчера воздержались от занятия любовью, — задумчиво заметил Мартин. — Только беременности тебе сейчас не хватало.
— Наверное, мне не следовало говорить тебе об этом, но я ненавижу тайны. Они разделяют людей. И потом, в конце концов, девственность не болезнь.
Дебора осторожно дотронулась до руки Мартина. Потом медленно приблизилась губами к его рту. Обняв Дебору за плечи, Мартин крепко прижал ее к груди. Она слышала его учащенное дыхание, видела горящие глаза, ощущала жар его объятий, и ей хотелось сбросить с себя все до последней тряпочки, чтобы он мог беспрепятственно ласкать ее повсюду.
