Затем повернулся и быстро зашагал к фургону.
Тереза стояла на дорожке в невыносимой тоске. За прошедшую неделю она не раз испытывала горечь, разочарование, редкие проблески радости. Теперь ей были уготованы долгие годы одиночества.
Со стороны Айзека было чересчур жестоко ворваться в ее жизнь на пять коротких дней, перевернуть все вверх дном и снова исчезнуть. Как мог он уехать, если она сказала родителям и Алисе, что всегда любила его?! И ведь надеялась, дуреха, что он тоже любит ее!
Насколько глупым было это предположение, становилось все яснее и яснее, по мере того как Айзек широкими шагами уходил от нее.
Конечно, его слова о том, что он не хочет мешать ее семье, звучали справедливо и даже благородно. Но Тереза была совершенно уверена, что Айзек уезжал от нее. И на этот раз она знала, что он не вернется.
Из глаз хлынули слезы. Она не могла смотреть, как он уезжает. Послышался звук захлопнувшейся дверцы фургона. Тереза ждала, когда заведется мотор, но вместо этого раздались два коротких резких свистка. У нее под ногами что-то зашевелилось. Она посмотрела вниз. У ее ног сидел Дьявол. В ответ на свист он навострил уши, но не двинулся с места.
Послышался нетерпеливый приказ Айзека:
— Ко мне!
Дьявол повилял хвостом, но не двинулся с места.
Айзек подошел и схватил пса за ошейник.
— Что на тебя нашло, тупая зверюга? Вперед!
Тереза в замешательстве смотрела, как верный Дьявол отказывался повиноваться хозяину. Айзек тянул за ошейник, пес упирался и не желал идти.
— Пес совсем спятил, — пробормотал Айзек.
Он поднял Дьявола, отнес его в фургон и снова уселся за руль.
Двигатель заработал, но прежде, чем машина успела тронуться с места, Дьявол выпрыгнул и вернулся обратно. Подошел и Айзек.
— Что с ним случилось? — спросила Тереза.
— Бог его знает. Ты что, его прикормила?
— Ну, это вряд ли. — Она показала пустые руки.
— Придется его привязать. — Айзек пошел за поводком.
Боже, сколько суеты, ради того чтобы поскорее уехать от нее! Ну теперь-то ему наверняка ничто не помешает.
— А твоя собака, оказывается, соображает лучше тебя, — неожиданно раздался резкий голос.
Тереза обернулась и увидела Лидию, наблюдавшую за ними, опираясь на палку.
— Я думала, ты уже уехала домой, бабушка.
— Нет еще, — ответила Лидия. — Я помогала твоей маме управиться с цветами. Мы решили оставить немного в церкви, а остальные сдать в больницу.
— Отличная идея, — ответила Тереза. Ее взгляд упал на Айзека, готового сорваться с места.
— Я прощался, — сказал Айзек Лидии.
— Знаю, глупый ты человек. — Склонив голову набок, она внимательно рассматривала его. — Я сказала это не просто так. У твоей собаки больше разума.
— Почему это? — спросил он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
— Потому что пес знает, что твое место здесь, рядом с Терезой, а не где-нибудь на диком Западе. Тоже мне, одинокий ковбой! В любом случае ты не должен уезжать без Терезы.
Айзек был потрясен.
Тереза почувствовала это.
— Бабушка, не надо.
Но Лидия продолжала сверлить его взглядом.
— Розалин рассказала мне обо всем, что произошло. Как она заставила тебя уехать. Она понимает, что совершила ужасную ошибку. Но ты сейчас хочешь совершить нечто гораздо худшее.
Айзек напряженно смотрел на нее. Его губы сжались так, что осталась одна тонкая бледная полоска.
— Розалин затратила огромные усилия, чтобы разлучить вас. Но если понадобится, я приложу столько же усилий, чтобы соединить вас. Любому ясно, что вы созданы друг для друга.
Подошел Джон Морроу.
— Думаю, лучше оставить их наедине друг с другом.
Лидия еще раз повернулась взглянуть на Айзека.
— Я тебя предупредила, — произнесла она на прощание. — Если сегодня ты наделаешь глупостей, то будешь сожалеть об этом до конца жизни. А жизнь может быть долгой, очень долгой, поверь мне.
У Терезы сжалось сердце, когда она увидела, как отец провожает Лидию к машине. Ей захотелось броситься за ними. Никогда она не чувствовала себя такой смущенной.
Она повернулась к Айзеку.
— Извини. Бабушка считает, что в ее возрасте можно говорить все, что приходит в голову.
Тереза запустила руку в волосы. Айзек нетерпеливо топтался на дорожке, готовый сорваться с места. Сейчас он уйдет навсегда. Если бы у нее было достаточно остроумия, она бы придумала что-то, способное удержать его. Ей нужно было задать ему столько вопросов… Теперь она знала, почему он уехал, но вот почему он вернулся?
— Как насчет… — Он дотянулся до ее руки и высвободил ее из волос. В глазах у него еще читалась смесь горечи и усталости, но он улыбался.
— Насчет чего? — у Терезы замерло сердце.
— Почему бы нам не пойти куда-нибудь и не поговорить?
— Ты действительно этого хочешь?
— Да.
Он предлагал ей «оливковую ветвь». Но, поскольку Тереза хотела целую рощу, она не стала прыгать от радости, хоть ей и стало намного легче.
Вечерние сумерки уже успели порядком сгуститься, когда они уехали с холма.
— Хочешь где-нибудь перекусить, или поехали прямо на пляж?
Тереза посмотрела на его костюм.
— Одет ты, конечно, не по-пляжному, но Дьяволу явно понравится прогуляться по песку.
— Этому барбосу и так сегодня уделили слишком много внимания, — деланно рассердился Айзек. — Давай захватим какую-то еду прямо на пляж, как в старые времена.
— Отлично. В самом деле я очень хочу есть, как будто не ела несколько дней.
— Ты действительно не ела несколько дней.
К тому времени, как они приехали к морю, ночь уже окутала черным бархатом воду, берег и небо. Ночной воздух был свеж и прохладен.
— У меня где-то была подстилка, — сказал Айзек и, покопавшись в фургоне, извлек ее. — По крайней мере, в нашу еду не насыплется песок.
Некоторое время они ели молча. Запах горячей пищи сначала разбудил аппетит Терезы, но постепенно она начала все больше и больше нервничать, так, что забыла и думать о еде. Все ее будущее зависело от предстоящей беседы с Айзеком, но она не знала, что сказать.
— Ты хотел поговорить со мной?
— Да, — сердито ответил он, — но сложно подобрать слова.
Вероятно, он хочет вежливо объяснить ей, что у них нет будущего, что он не любит ее. Иначе зачем ему было так торопиться уезжать? Обнадеживало лишь то, что он не стал отрицать слова Лидии «вы созданы друг для друга».
— Мы могли бы поговорить о многом, — начала она.
Из-за темноты она не могла увидеть выражение его лица.
