Мэри бросала на Арабеллу любопытные взгляды и наконец затащила подругу в уголок.
— Что происходит? Я чуть не упала, когда увидела вас вместе. Вы помирились?
— Не совсем. Он опять хочет, чтобы я ему помогла. На этот раз Мириам не должна подумать, что все-таки разбила ему сердце, — объяснила Арабелла, возвращаясь взглядом к Итану.
Мэри улыбнулась.
— Не думаю, что у нее возникнет такая мысль, учитывая, что Итан не может отвести от тебя глаз.
Арабелла невесело рассмеялась.
— Он просто делает вид.
— Так вот как это называется, — сухо заметила Мэри. — Ну что же, не обращай внимания, пока можешь.
— Я думала... — Арабелла умолкла, встретив взгляд серых глаз Итана и увидев вспыхнувший в них жадный огонь. Казалось, окружавшие их люди куда-то исчезли. Они смотрели друг на друга, не отводя глаз. На долгое, до боли сладкое мгновение воздух между ними оказался заряженным электричеством. Потом Корина отвлекла его внимание, и Арабелла снова смогла дышать.
Весь остаток дня он не выходил из дома. После ужина, когда все смотрели кино по телевизору, она переоделась в удобные джинсы и легкую блузку и тихонько спустилась в библиотеку, к роялю, чтобы в первый раз после аварии попробовать поиграть.
Осторожно закрыв дверь, чтобы никто ее не услышал, Арабелла села и открыла крышку. Это был концертный рояль, и к тому же великолепно настроенный, потому что Корина часто играла на нем. Арабелла коснулась клавиш и сыграла гамму левой рукой.
Ну что же, неплохо, улыбнулась она. Потом положила на клавиши дрожащую правую руку. Когда она попыталась сыграть «фа», большой палец пронзила боль. Арабелла сморщилась. Ничего страшного, решила она через минуту. Может, ей сейчас трудно играть гаммы и лучше попробовать какую-нибудь простую пьесу?
Она выбрала ноктюрн Шопена, пьесу для начинающих, которую играла когда-то в детстве. Начала очень медленно, рука плохо слушалась и дрожала. И самое ужасное — было больно. Арабелла застонала и в отчаянии уронила руки на клавиатуру, предчувствуя долгие месяцы работы — прежде чем она сможет сыграть как следует хотя бы гамму, если вообще сможет когда-нибудь хоть что-то сыграть.
Она не слышала, как вошел Итан. Не слышала, как он закрыл за собой дверь и долго смотрел на ее склоненную над инструментом фигуру. Только когда он подошел совсем близко и сел на банкетку лицом к ней, Арабелла подняла голову.
— Ты не можешь сразу хорошо играть, — сказал Итан.
Она сжала зубы, ожидая очередного удара.
— На это потребуется время. Наберись терпения.
Она облегченно вздохнула. Он не знает! По крайней мере, ее гордость не пострадала.
— Все в порядке. — Она встретилась с ним взглядом и почувствовала, как замерло сердце. — Тебе не следует меня жалеть. Я могу играть — только нужно время для полного выздоровления, а потом придется долго разрабатывать руку.
— Конечно. — Он посмотрел на клавиши. — Обидно, да? То, что я тебя пожалел?
— Правда всегда лучше всего.
Он не сводил с нее глаз.
— А что вы с отцом собираетесь делать до тех пор, пока твоя рука не выздоровеет окончательно?
— Он хочет выпустить мои новые записи и кое-что из старого. — Ее левая рука осторожно коснулась клавиш, и Арабелла снова с горечью подумала о своей утрате. — Так что, видишь, в ближайшее время я не буду испытывать финансовые затруднения. Мы с отцом позаботимся друг о друге.
Итан сердито вздохнул.
— Он снова намерен выиграть? — холодно спросил он.
Изабелла отшатнулась, удивленная прозвучавшей в его голосе яростью.
— Снова?
— Однажды я уже позволил ему забрать тебя. — На скулах у него заиграли желваки, глаза вспыхнули серебристым огнем. — Я позволил тебе уйти, потому что твой отец убедил меня: он и музыка нужны тебе больше, чем я. Но второй раз я не могу этого сделать.
Она колебалась.
— Но ты... ты же любил Мириам!
Его лицо окаменело.
— Нет!
— Ты только хотел меня, — снова начала она, пытаясь встретиться с ним взглядом. — Этого слишком мало для того, чтобы жениться.
— Нет!
Он сбивал ее с толку. Арабелла беспокойным жестом откинула назад волосы.
— Ты можешь сказать что-нибудь кроме «нет»? — медленно спросила она.
— Перекинь ногу сюда. — Теперь она сидела на длинной узкой банкетке лицом к нему. Итан потянул ее обтянутые джинсами ноги и положил на свои. Взяв ее за бедра, он привлек Арабеллу к себе еще ближе, пристально глядя в глаза.
Она впилась ногтями ему в плечи.
— Итан, ради Бога!
Но он крепко держал ее, сжав челюсти и тяжело дыша.
— Будь я проклят, если отпущу тебя! — хрипло произнес он. — Ты выйдешь за меня замуж.
Она не верила своим ушам. Что он говорит? Но что-либо анализировать, когда он так близко, было почти невозможно.
— Скажи «да». — Итан наклонился к ней. — Скажи немедленно! Иначе, да поможет мне Бог, я возьму тебя прямо здесь и сейчас!
— Да, Итан, — с трудом выговорила Арабелла. Как она могла отказать ему во второй раз? В то же мгновение она ощутила его губы на своих, во всем мире не осталось ничего, кроме этих губ и рук.
Он ухитрился расстегнуть свою рубашку и ее блузку, и она почувствовала его твердые мускулы. Он целовал ее так, что болели губы. Сильные, но ласковые руки гладили спину, заставляя Арабеллу сладко постанывать.
— Так у нас будет и в постели, — прошептал Итан. От его голоса по ее влажным, припухшим губам пробежал холодок. — Но сначала мы сольемся воедино. Потом я буду качать тебя... вот так... и мы будем любить друг друга на белых крахмальных простынях...
Почувствовав во рту его язык, Арабелла изогнулась дугой и застонала. Дрожащими руками она прижимала к себе голову Итана, ощущая его сильное загорелое тело, на котором поблескивали капельки пота, его движения, мощные и неторопливые, как набегающие на берег волны, его напряженное лицо, прерывистое дыхание...
В этот миг он коснулся губами ее груди. У нее перехватило дыхание. Арабелла задрожала от небывалого чувства восторга.
— Я хочу тебя, — прошептал он.
— Я знаю, — шепнула в ответ Арабелла. — Я тоже... хочу тебя.
Итан едва сдерживался, чтобы не поддаться охватившему их обоих порыву. Но это не должно произойти вот так! Нет, сказал он себе. Нет! Итан перевел дыхание и посмотрел в ее нежные, затуманенные страстью глаза.
— Не так, — отрывисто произнес он. — Наш первый раз не должен быть на банкетке в незапертой комнате. Правда?