Голова кружилась. Арабелле казалось, что она стремительно летит на облаке высоко в небе. Что-то пробормотав, она снова провалилась в мягкую пустоту. Где-то далеко родилась боль и, стремительно нарастая с каждой секундой, словно раскаленная стрела пронзила руку.
— Нет! — вскрикнула девушка, открыв глаза. Она лежала на холодном столе. Платье ее, замечательное серое платье, было залито кровью, а все тело покрыто синяками и ссадинами. Какой-то человек в белом халате внимательно смотрел ей в глаза. Она застонала.
— Сотрясение мозга, — пробормотал мужчина. — Царапины, ушибы. Сложный перелом запястья, одна связка почти перерезана. Подготовьте больную к операции, определите ее группу крови и везите в операционную.
— Хорошо, доктор.
— Ну что?
Второй голос был резкий, требовательный. Очень мужественный и знакомый, но не голос ее отца.
— С ней все будет в порядке, — сдержанно ответил врач. — А теперь, пожалуйста, мистер Хардеман, выйдите и посидите в коридоре. Я, конечно, понимаю ваше беспокойство, но будет гораздо больше пользы, если вы дадите нам возможность работать.
Итан! Это голос Итана! Она сумела повернуть голову — да, это действительно был Итан Хардеман. Он выглядел так, словно его вытащили прямо из постели. Темные волосы всклокочены — явно собственной пятерней. Суровое худощавое лицо осунулось, серые глаза так потемнели от беспокойства, что казались почти черными. Белая рубашка была наполовину расстегнута, словно он натягивал ее впопыхах, пиджак нараспашку. В руках он мял поля своей дорогой кремовой шляпы.
— Белла, — выдохнул он, увидев ее бледное, в синяках, лицо.
— Итан, — смогла хрипло прошептать она. — Итан, моя рука!
Несмотря на протесты врача, он придвинулся к ней еще ближе.
— Ну и напугала же ты меня, малышка! — прошептал он, осторожно коснувшись распухшей щеки. Его рука дрожала, когда он убрал с ее лица прядь длинных темных волос. В глазах Арабеллы отразились и боль и радость.
— А мой отец? — с беспокойством спросила она: ведь отец вел машину!
— Его отправили на вертолете в Даллас. У него повреждены глаза, а там лучшие специалисты. Все остальное в порядке. Отец и позвонил мне, сам он не смог быть с тобой, ты понимаешь. — Итан холодно улыбнулся. — Один Бог знает, чего ему стоило такое решение.
Ей было слишком больно, чтобы вдумываться в тайный смысл его слов.
— Но... моя рука? — опять повторила она.
— Тебе все расскажут потом. Мэри и остальные будут здесь утром. Я дождусь, пока тебя привезут из операционной.
Арабелла схватила Итана за руку своей здоровой рукой и почувствовала, как напряглись его мускулы.
— Объясни им... как важны для меня руки... пожалуйста, — взмолилась она.
— Они понимают. И, поверь, сделают все возможное. — Итан провел пальцем по ее растрескавшимся губам. — Я не оставлю тебя, — тихо произнес он. — Я буду здесь.
— Итан, — прошептала она, ухватив его за руку, чувствуя, как усиливается боль, — помнишь, тогда, у заводи?..
Его лицо окаменело. Он вздрогнул, увидев, как она корчится от боли.
— Господи, неужели вы ничего не можете сделать? — крикнул он врачу, ощущая ее боль как свою собственную.
Доктор, похоже, наконец сообразил, что этим высоким сердитым мужчиной, ворвавшимся в приемный покой минут десять назад, движет что-то большее, чем раздражение.
— Я дам ей обезболивающее, — пообещал врач. — Вы родственник? Муж?
Серые глаза Итана в упор взглянули на него.
— Нет, я не родственник. Эта девушка — известная пианистка, много выступает с концертами, — стал объяснять он и зачем-то добавил: — Она живет с отцом, у нее нет мужа, ей просто не позволяли выходить замуж.
Но у врача не было времени для дискуссий. Он оставил Итана на попечение медсестры, а сам с облегчением скрылся за дверью отделения «Скорой помощи».
Несколько часов спустя, лежа в отдельной палате, Арабелла — в больничной рубашке в цветочек — то приходила в себя после наркоза, то снова впадала в забытье. Итан находился рядом — он сердито глядел в окно на нежные краски рассветного неба. Он был в той же одежде, что и вчера ночью.
— Итан! — позвала она.
Он тут же обернулся и подошел к кровати. Он действительно выглядел просто ужасно. Лицо бледное от усталости и сдерживаемого гнева.
— Ну, как ты?
— Очень устала, все болит, и голова кружится, — пробормотала она.
Итан выглядел таким же свирепым, совсем как когда-то, когда они были моложе. Теперь ей уже почти двадцать три, а ему тридцать, но он всегда был гораздо старше ее по жизненному опыту. Сейчас, когда он стоял рядом, Арабелле трудно было даже вспомнить, сколько она выстрадала за последние четыре года. Так много воспоминаний, сонно подумала Арабелла, глядя на дорогое лицо. Тогда, четыре года назад, Итан был для нее всем, но он женился на Мириам. Вскоре после свадьбы Итан и Мириам разъехались и жили врозь. И все эти четыре года Мириам сражалась зубами и когтями против развода. Сдалась она совсем недавно. Развод вступил в силу всего три месяца назад.
Итан отлично умел скрывать свои чувства, но появившиеся морщины на лице говорили сами за себя. Мириам глубоко ранила его. Арабелла осторожно попыталась тогда предупредить его, но они только поссорились из-за этого, и Итан с холодной жестокостью вычеркнул Арабеллу из своей жизни. Время от времени они случайно встречались, это было неизбежно, поскольку жена его брата была ее лучшей подругой. Но Итан всегда держался холодно и отчужденно. До сегодняшней ночи.
— Лучше бы ты тогда послушался меня насчет Мириам, — заплетающимся языком произнесла Арабелла.
— Мы не будем обсуждать мою бывшую жену, — холодно ответил он. — Когда ты сможешь встать, я заберу тебя к себе домой. Мама и Мэри позаботятся о тебе.
— Что с отцом?
— Я не узнал ничего нового. Потом позвоню еще раз. В данный момент мне нужно позавтракать и переодеться. Вернусь, как только смогу. Мы как раз сейчас клеймим скот.
— А тут еще я на твою голову! — Она глубоко вздохнула. — Мне очень жаль, Итан.
Он ничего не ответил, только спросил:
— У тебя была в машине какая-нибудь одежда?
Она покачала головой. Даже такое движение вызвало сильную боль. Здоровой рукой Арабелла отвела с лица волнистые пряди густых темных волос.
— Все мои вещи остались в Хьюстоне.
