— Я заброшу эти фотографии в самый дальний и пыльный ящик моего письменного стола. Потому что моей печали это никак уже не поможет.
— А ты молодец, — сказал Люк Беррер, — я не смог бы держаться всю жизнь только за один вымысел, мне всегда нужна была голая реальность.
— Ты — оператор художественных фильмов, — улыбнулась я, — и ты будешь тут уверять меня, что тебе чужд вымысел?
Люк Беррер рассмеялся.
— Ты права, — сказал он, — мы все тут законченные романтики. Я хотел просто тебя поддержать, — серьезно сказал он мне.
Я опять ему улыбнулась.
— Хорошо, — сказала я, — можешь сделать мне пару его фотографий.
На следующий день снимали сцену между Камиллой и Дагом Хауэром. Камилла была невнимательна и рассеянна, Дагу Хауэру стало все это немного надоедать. Он не мог сам вытягивать эту сцену, он был не основным главным героем, он не мог тянуть одеяло на себя.
Дедушка Ичи нервно закурил сигарету, наблюдая за съемками.
— Вы же бросили курить тридцать лет назад, — напомнили дедушке Ичи Роландо и Цезаро, с удивлением косясь на его сигарету.
— Да что вы говорите? — не поверил им дедушка Ичи.
Даг Хауэр и Камилла сидели в больших креслах в гостиной особняка и разговаривали. Невероятный магнетизм Дага Хауэра заполнил всю гостиную.
Эту сцену нужно было взять целиком, крупный план Люк Беррер должен был снимать позже.
— У всех людей на этой земле есть одна удивительная отличительная черта, — сказал Камилле по тексту Даг Хауэр, — всем нам кажется, что мы будем жить вечно.
— А как же понятие о смерти? — спросила Камилла.
— Понятие о смерти нужно лишь для того, чтобы пугать им окружающих, — сказал Даг Хауэр.
Камилла не сдержалась и улыбнулась. Хотя по тексту Камилла должна была быть серьезна и грустна.
— Оставь, — махнул рукой Эйб Робинсон Люку Берреру.
Он имел в виду оставить все, как есть, но Люк Беррер не понял и выключил кинокамеру.
— Тебя сейчас убить или попозже? — спросил Эйб Робинсон.
— Попозже, — сказал Люк Беррер.
Даг Хауэр оглянулся и устало посмотрел на них.
— Ребята, вы, наверное, забыли, что через несколько дней истекает мой контракт? — спросил Даг Хауэр.
Сцену стали снимать заново.
— У всех людей на этой земле есть одна удивительная отличительная черта, — сказал Даг Хауэр.
Камилла думала о чем-то своем и поэтому опять улыбнулась, и это получилось уже совсем невпопад.
Пришлось переснимать опять.
— У всех людей на этой земле есть одна удивительная отличительная черта, — сказал Даг Хауэр, и дедушка Ичи громко взахлеб раскашлялся от своей непривычной сигареты.
Потом сцену переснимали из-за того, что на съемочную площадку вдруг упал прожектор, потом из-за того, что кто-то запнулся о длинный шнур и вырубилась главная кинокамера.
Сцену повторяли одиннадцатый раз, когда белокурый Алекс Мартин присоединился к толпе зрителей. Толстая Дора Мартин трепетно встала рядом с мужем и тоже принялась наблюдать за съемками.
— Смотри, как хорошо играют, — громко сказала Дора Мартин Алексу Мартину, едва Даг Хауэр начал в очередной раз с чувством говорить свой текст.
Даг Хауэр отвлекся, а Камилла опять не сдержала своей улыбки. Сцену отложили на следующий день.
— Я уже порядком устал волноваться, — сообщил всем своим родственникам дедушка Ичи, — вокруг нашей Камиллы теперь вертится так много посторонних людей и мужчин, мы не можем уследить за ними всеми.
— Ну что вы, о чем тут можно волноваться, — сказали дедушке Ичи остальные родственники, — ведь все эти мужчины либо стары, либо глупы, либо уже давным-давно женаты.
Еще через пару дней Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер придумали новую сцену с Алексом Мартином и Камиллой.
Алекс Мартин должен был зайти в роскошный особняк и что-то там взять. А потом он должен был выходить из особняка на улицу, встретить на своем пути Камиллу и что-то ей сказать.
Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер едва не передрались, придумывая, что простой садовник мог забыть в роскошном хозяйском доме и что он мог бы сказать главной героине.
— Быть может, он приходил туда за своей кошкой? — предложил Джефф Дармер.
Все посмотрели на него чуть ли не с презрением.
— У этого типа — кошка? — изумленно спросил Джек Марлин.
— Чем вам этот тип не нравится? — спросил Джефф Дармер.
Как будто ему самому этот тип уже очень понравился.
— Нравится он нам или не нравится, это уже не суть важно, — сказал Люк Беррер, — важно то, что у него не может быть никакой кошки.
— Это почему у него не может быть никакой кошки? — обиделся Джефф Дармер.
Как будто этот самый некий Алекс Мартин был ему уже чуть ли не брат родной.
— Не может быть и все, — отрезал Эйб Робинсон, — а почему у него не может быть кошки, это уже необъяснимо.
Все просто сговорились, а потому Джефф Дармер решил не участвовать дальше в разговоре.
Следующим получил от всех Джек Марлин.
— За каким-нибудь своим садовым инструментом пусть зайдет, — сказал Джек Марлин.
— Чего, чего? — воззрились на него все остальные.
— Вы что, плохо слышите? — невозмутимо спросил у всех Джек Марлин.
— Нет, слышим-то мы все достаточно хорошо, — сказали все остальные Джеку Марлину, — а вот ты попробуй-ка объяснить нам, каким это образом обычный садовник мог забыть свой садовый инструмент в роскошном хозяйском особняке?
Джек Марлин пожал плечами.
— Может, он заходил в особняк до этого и забыл там что-нибудь? — предположил Джек Марлин.
— А почему мы не сняли этот уникальный момент, когда наш нерасторопный, неразговорчивый и еще какой-то там садовник, оказывается, уже заходил до этого в хозяйский дом? — поинтересовался Эйб Робинсон.
— Ну не все же мы должны снимать, в самом деле, — сказал Джек Марлин, — многое может остаться и за кадром.
Эйб Робинсон закурил сигарету.
— У нас весь фильм построен на нескольких эфемерных и реальных точках соприкосновения главных героев, — сказал Эйб Робинсон, — и поэтому мы просто не могли бы не снять такой момент, когда главный герой, пусть даже случайно, заходил в дом к главной героине.
— Если вы такие умные, — надулся на всех Джек Марлин, — придумывайте дальше сами.
И все посмотрели на Люка Беррера. Как будто теперь была именно его очередь придумывать то, с чем остальные сегодня будут категорически не согласны.
Люк Беррер крепко задумался. Эйб Робинсон докурил сигарету до конца, когда Люк Беррер придумал очередную несуразность.
