— Филипп, — вздохнула она. Взгляд его был полон такой нежности… Значит, жена Эндрю была абсолютно права! И если это не любовь, то не что иное, как глубокая привязанность. А этого уже более чем достаточно. — Филипп, — чуть громче повторила Нэнси, — я тебя люблю.
Улыбка сошла с его лица, а глаза закрылись. На какой-то ужасный миг Нэнси показалось, что вот сейчас он рассердится или просто равнодушно глянет на нее. Но Филипп тут же опустил малыша на землю и погладил по голове, молча подавая знак одному из старших детей. Тот подхватил братишку в объятия.
Филипп бережно обнял Нэнси.
— А я — тебя! — ласково сказал он. — Они без слов, улыбаясь, долго смотрели друг на друга, пока детишки не стали дергать гостью за юбку, требуя, чтобы она наблюдала за тем, как работает их папа.
Нэнси словно погрузилась в какой-то волшебный мир. Она старалась сосредоточиться на том, что объяснял Эндрю. Тот кисточкой опылял пряные орхидеи, растущие на стволах кокосовых пальм. Так он ускорял образование завязей ванильных стручков. Но Нэнси ничего не воспринимала, только чувствовала рядом с собою теплое тело Филиппа да то, как у нее бешено колотится сердце. Женщину все больше и больше захлестывала радость от сознания, что она, возможно, носит в себе ребенка человека, который ее любит! По-настоящему любит!
Позади них весело засмеялась хозяйка дома.
— Мне кажется, вам двоим надо о чем-то друг с другом срочно поговорить наедине! — воскликнула она. — Эндрю, милый! Да они тебя не слушают! Выведи-ка из гаража машину гостей, они торопятся, — скомандовала она, и ее широкое лицо озарилось доброй улыбкой.
Филипп в удивлении поднял брови, а Нэнси покраснела.
— Мне кажется, нам действительно пора ехать, — в смущении обратилась она к Эндрю. — Но мы еще приедем к вам.
Дети не хотели отпускать гостей. Филипп обращался с ними так, будто только этим всю жизнь и занимался, думала Нэнси, когда они возвращались в Голубую лагуну. Может быть, им обоим не очень-то повезло с собственными родителями. Но теперь они создадут свою, новую семью, и их дети будут окружены любовью и заботой. А потом, в полусне мечтала она, наступит такой день, когда усилиями Филиппа и тех розыскных агентств, которые ему помогут, перед ней раскроется ее семейное прошлое.
— Ты что-то хотела мне сказать? — спросил Филипп, когда они выехали на прямую дорогу, ведущую в сторону поместья.
— Ты счастлив? — прошептала Нэнси.
— Больше, чем когда-либо даже мог себе представить. — Голос Филиппа звучал взволнованно из-за переполнявших мужчину чувств. — Когда-то я думал, что никогда не перестану любить Памелу, не перестану скорбеть о ней. Я считал, что никогда не встречу человека, которому удастся унять мою боль, что уже не будет ничего хорошего и прекрасного. Понимаешь, мне казалось, что любить можно только один раз.
— Наверное, это так и есть. — В глазах Нэнси показались слезы. — То, что я чувствую к тебе, гораздо глубже и сильнее моих чувств к Питеру.
Филипп просиял от счастья и, съехав на обочину, остановился.
— Любимая моя! — негромко сказал он. — Как я тебя понимаю. Мне теперь трудно оживить свои чувства к Памеле. Они стали приятными воспоминаниями. Я ее никогда не забуду, но то, что связывает нас с тобой, гораздо сильнее.
— Все, что ты сказал, целиком относится и ко мне, — подхватила Нэнси. — В моей жизни Питер был и началом и концом моей любви. Мне кажется, он открыл мне сердце для любви, а я сама его закрыла. Ты воскресил во мне желание жить, любить, радоваться, дал мне что-то такое, что и словами-то трудно выразить. Я только уверена, что наше с тобой чувство поможет пережить все трудности, все, что бы ни случилось. Я не решалась сказать тебе об этом раньше. А теперь могу — ничего не боюсь!
— О, Нэнси! Я люблю тебя! — нежно поцеловав ее, произнес Филипп. — У меня есть все, о чем можно только мечтать…
— Все? — приподняла брови Нэнси. — А дети, как у Эндрю? — В ее глазах застыл немой вопрос: ты хотел бы иметь ребенка?
Филипп понял ее таинственный взгляд. Он был поражен, потом чуть улыбнулся и наконец стал вдруг серьезным и веселым одновременно. Теперь в его глазах был и вопрос, и надежда.
— Ты хочешь сказать?.. — Филипп не решался закончить фразу.
— Я еще не вполне уверена, — застеснялась Нэнси. — Задержка на десять дней…
— О милая! — Филипп сжал было ее в крепких объятиях, но тут же отпрянул. — Черт! Нельзя! — воскликнул он, вызвав у Нэнси смех. — Ладно, ладно! Ты ведь не такая неженка! Я знаю, знаю, нечего надо мной смеяться! Я ведь человек простой и бесхитростный! Только… Дорогая моя, это же чудесно! Нет, большего счастья не бывает! — не переставая радовался мужчина. — А когда? Как ты себя чувствуешь? Может, здесь слишком жарко?
— Я чувствую себя превосходно, — блаженно улыбаясь, призналась Нэнси. — Если я и впрямь беременна, то впереди еще уйма времени. Все произойдет где-то в ноябре — декабре. Я даже не стала дразнить судьбу и не очень следила за датами. Тебе надо обязательно сказать отцу, что мы поженились, — с легким упреком заметила Нэнси. — Может быть, когда мы будем уверены, что я беременна, и он узнает, что станет дедушкой, вы с ним и помиритесь. Вот было бы здорово, правда? Ведь люди меняются, Филипп.
— Может быть, может быть! — не очень охотно согласился он. — Ладно. Я ему скажу. Хотя он не очень-то обрадуется.
— Но почему? — удивилась Нэнси. — Я никогда не понимала, почему ты скрываешь от него наш брак. Ты твердишь, что ни капельки меня не стыдишься и тем не менее…
— Конечно, не стыжусь! — мгновенно ответил Филипп. — Все дело в том, что когда отец узнал о беременности Памелы, он пришел в дикую ярость. Я не имею ни малейшего представления, почему он так непреклонен в этом вопросе. Получается, что не хочет, чтобы я стал его наследником или чтобы наследник был у меня. А это очень обидно.
— Но… но ведь ты же его законный сын! — воскликнула Нэнси.
— А может, и незаконный! — помрачнел Филипп. — Отец никогда не испытывал ко мне ни малейшей привязанности, никогда не гордился мною, чего бы я ни достиг. Я ведь тебе говорил, что он несколько раз грозился оставить все свои деньги и земли кому-то другому. Одному Богу известно почему! Для него личное оскорбление даже в том, что я чего-то добился на своей плантации.
— Он, должно быть, очень замкнутый человек, поэтому так одинок и несчастен.
— Он сам во всем виноват, — разозлился Филипп и ту же просветлел. — Когда мы вернемся, обязательно поговорим с Мартеном, нашим надсмотрщиком. Попросим его пойти с нами в лес, пусть он выберет дерево для колыбельки.
