И вдруг отец и сын одновременно обернулись к ней, так радостно и бурно смеясь, что было видно: им хочется и ее заразить своим весельем. Улыбаясь им, Шерил осознала бесконечную сложность человеческого разума, способного вместить в себя и радость, и отчаяние одновременно.
Не раз и не два в течение этого дня Шерил оказывалась свидетельницей безумно буйного единения Сидни и Сидди и не могла не видеть, насколько сильно привязался Сидни к малышу за столь короткое время.
Восхищенно проследив за тем, как ловко малыш перебрался с катера на причал, Шерил неторопливо собрала в корзину остатки ланча, затем принялась за небрежно брошенные футболки, бутылки из-под фруктовой воды и прочие вещи, разбросанные по всему катеру. Аккуратность явно не входила в курс лекций, читаемых Сидни сыну.
— Мама, эти люди хотят поговорить со мной, — возбужденно окликнул ее Сидди. — А еще они хотят меня сфотографировать, и у них столько камер!
Шерил выпрямилась, откинула с лица пряди волос и недовольно поморщилась, завидев группу людей с камерами, направленными на нее. Но одна камера заставила ее по-настоящему запаниковать, ибо охотилась исключительно за Сидди, а неразумное дитя с удовольствием позировало и отвечало на задаваемые вопросы.
— Шерил, в чем дело? — тихо спросил Сидни. — Неужели журналисты собираются использовать малыша, чтобы создать еще одну дешевую сенсацию?
— О, Сидни! — в отчаянии вскричала Шерил. — Ведь они даже не знали о его существовании!
Одним сильным движением Сидни перескочил на причал и оказался рядом с патлатым типом, который еще быстрее принялся щелкать затвором фотоаппарата, снимая ребенка.
— Папа, давай мы… — начал было Сидди, но рука отца, бесцеремонно зажавшая малышу рот, не позволила ему договорить.
— Шерил, пошли! — властно распорядился Сидни, подхватил ребенка и двинулся сквозь толпу репортеров, будто ледокол через льды.
Шерил заторопилась следом, стараясь не отставать и полностью игнорируя протянутые к ней руки и град вопросов.
— Мисс Джонс, где вы скрывали своего ребенка?
— Это дитя любви?
— Кто его отец?
Один голос из хора голосов привлек ее внимание.
— Его лицо мне знакомо… Уже не тот ли это хирург? Как его?.. Спенсер! Шерил, неужели вы надеялись сохранить это в тайне?!
— Оставьте ее в покое! — взревел Сидни и, схватив Шерил за руку, выдернул ее из толпы и прижал к своей обнаженной загорелой груди.
Она обернулась и, чувствуя себя защищенной в сильных объятиях Сидни, вызывающе бросила онемевшим писакам:
— Это никогда не было тайной! Я и не думала отрицать, что у меня есть сын. Просто никто из вас не догадался спросить меня об этом.
Сидни, решив, что сказано достаточно, втолкнул Шерил в ослепительно темный — после солнца — салон автомобиля.
Мощная машина взяла с места в карьер, набирая скорость под яростным напором своего владельца.
— Они хотели сфотографировать нас всех вместе, — заговорил Сидди, хотя его было почти не слышно из-за рева мотора. — Это было бы так красиво. Почему вы?..
— Успокойся, пожалуйста, — одернул его Сидни.
Мальчик издал преувеличенно громкий вздох протеста, но повиновался.
— Сидни, — начала Шерил, и голос ее звучал напряженно. — Прости меня, пожалуйста. Я…
— За что тебе извиняться?
— За то, что втянула тебя и Сидди в этот… в это безобразие, — ответила Шерил, нервно вцепившись в сиденье и молясь, чтобы Сидни снизил скорость, пока кого-нибудь не сшиб.
— Согласись, я давно уже в это втянут, так что тут ничего не поделаешь. — Он мельком взглянул на нее, и выражение его лица заметно смягчилось. — Шерил, ты не должна защищать меня… Хотя один Бог знает, как они умудрились столько лет оставаться в неведении. Сидди, как ты считаешь, не стоит ли нам пригласить маму и бабушку куда-нибудь пообедать?
— А куда, папа? В настоящий ресторан, да?! — тотчас заинтересовался Сидди.
— В самый настоящий из всех ресторанов на этом острове, — с усмешкой ответил Сидни, сворачивая к дому Леоноры. Но его усмешка тотчас преобразилась в протестующий смех, поскольку две жаркие ручонки обхватили его за шею, и мальчик принялся целовать своего замечательного папочку. — Сидди, никогда больше так не делай, когда папа за рулем, — отчитал мальчика посерьезневший Сидни, затормозив.
— Хорошо, папа.
— Это очень, очень опасно, — строго сказал Сидни и вдруг с радостным воплем перетянул малыша к себе на переднее сиденье и крепко его обнял.
Входя следом за ними в дом, Шерил все еще была взволнована картиной этой спонтанно выраженной любви. Сидни мог быть недоступным, держаться отчужденно, но в роли отца он забывал о снобских манерах, становясь милым и простым человеком, и за одно это Шерил готова была простить ему и прошлое, и настоящее.
— Хоть я и наслышана, Сидни, что вы прекрасный хирург, — улыбаясь, сказала Леонора, когда они втроем сидели в патио за послеобеденным кофе, — но и представить не могла, что вы так хорошо разбираетесь в детской психологии.
Шерил и Сидни с удивлением воззрились на нее.
— Не знаю почему, — продолжала Леонора, — но мне не очень-то понравилось, что вы объясняете ребенку все подробности предстоящей операции. Словом, когда Шерил рассказала мне, что вы посвятили Сидди во все тонкости его болезни, не скрою, мы обе были весьма огорчены. Но, поговорив на следующий день с Сидди, я поняла, что, если бы не вы, малышу было бы гораздо страшнее.
— Ну, тут надо благодарить самого Сидди, — развел руками Сидни. — У меня не так много опыта общения с детьми. В целом, признаюсь, они меня даже пугали. Но Сидди оказался невероятно смышленым и храбрым парнишкой. Удивительно, какой у него пытливый ум. А главное, он не боялся задавать самые тревожные вопросы и не успокоился до тех пор, пока не выпытал у меня все, что его…
Не договорив, он вскочил и бросился к Леоноре, которая начала задыхаться.
— Леонора, что с тобой? — встревожилась Шерил, видя, что Сидни, оказавшись возле задыхавшейся женщины, не знал что делать. — Бедняжка моя, ты не?..
Она умолкла, не веря своим глазам: Леонора задыхалась от смеха.
— Ох, простите меня… Садитесь, Сидни… Пожалуйста… — не в силах унять приступ смеха, просипела женщина, вытирая набежавшие на глаза слезы. — Ну и зрелище… Это надо же! — И она вновь зашлась в смехе. Наконец, успокоившись, договорила: — Шерил сидит и кивает, в полном согласии с вами, пока вы, Сидни, в совершенстве изображаете любящего папашу.
— Я? — недоуменно спросил он. — Я изображал? Да я и в самом деле его люблю!
На лице Сидни появилось такое растерянное выражение, что обе женщины дружно рассмеялись.
