Что-то зашевелилось у нее внутри. Утренние недомогания пока не составляют проблемы, но, может быть, все дело в них. Трудный период беременности уже начался. В ванной она уже испытывала тошноту, но решила не выходить из игры.
Через два часа после пробуждения она опять забралась под простыню; на ней не было ничего, кроме старой ночной рубашки Джексона. Его мужской запах отзывался нытьем в ее ребрах, явственным и успокаивающим ощущением, но этого было недостаточно. Тошнота становится труднопереносимой. Что-то болит у нее внутри.
Оставив борьбу с собой, Тейлор набрала рабочий телефон Джексона.
— Он на видеоконференции с Нью-Йорком, — сообщила ей Наоми, его новый секретарь. — Я могу связаться с ним…
Спазмы сжали живот Тейлор.
— Не надо, — прошептала она, будучи почти не в состоянии говорить. — Только… только попросите его поскорее приехать домой, когда у него все закончится. Это можно?
— Конечно. Он освободится через пару часов.
— Отлично.
Должно быть, он не будет в восторге от того, когда его попросят мчаться домой, чтобы поддерживать плачущую жену.
Повесив трубку, Тейлор постаралась забыться во сне. Но через несколько минут она полностью проснулась, почувствовав горячую влагу между своих бедер. Боли не было; была только гнетущая пустота там, где в ласковом комфорте должна была покоиться новая жизнь. Не растерянность, а внезапная ясность не позволяла ей принять гнетущую правду.
— Нет, нет, нет, — хрипло шептала Тейлор. — Не надо, пожалуйста.
Она подавила в себе желание взглянуть вниз. Если она не посмотрит, происходящее не будет правдой. Бесполезное усилие: ее взгляд уже прикован к свершившемуся кошмару.
На синих простынях быстро расползалось пятно. Оно не было похоже на яркую, томатно-красную кровь из кино. Пятно было темным, почти черным. И Тейлор уже знала: ребенка больше нет. Как же быстро, как неожиданно, как безнадежно! До этой секунды она и не догадывалась, насколько успела полюбить их ребенка, их драгоценную bambina.
Сжавшись в комок, Тейлор зарыдала, невольно выдавая этим свое беспредельное отчаяние. Как могла она так обойтись с Джексоном? Как могло ее тело настолько чудовищно предать их обоих? Растерянность, страх и боль терзали ее душу словно десятки бритв. Ребенка больше нет. Она потеряла их ребенка, не сумела выполнить единственно важное для ее мужа обязательство их сделки. Джексон хотел произвести на свет жизнь, а она принесла ему только смерть… Он возненавидит ее, как возненавидел Бонни. Сердце Тейлор раскололось при этой мысли. Теперь она плакала молча, беззвучно.
Джексон рассердился, когда Наоми прервала видеоконференцию, хотя не прошло и часа после ее начала. Однако, выслушав ее сообщение, он решил, что Наоми заслуживает повышения; ведь она не испугалась сунуть голову в петлю ради Тейлор. А Тейлор — это его радость и смысл жизни.
Взволнованный рассказом Наоми о слабом голосе его жены, он немедленно перезвонил домой. Никто не ответил. В тревоге он отложил встречу и прыгнул в машину. Он звонил на подъезде к дому, но Тейлор не отвечала на его звонки. Он взбежал по лестнице к двери их спальни. Волнение камнем лежало на его сердце. Он не перенесет, если что-то случилось с его Тейлор. Постельное белье комом валялось на кровати. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: что-то с темно-синими простынями было не в порядке. Услышав шум в смежной ванной комнате, Джексон устремился туда.
Тейлор забилась в угол. Вокруг ее пояса было кое-как обмотано белое полотенце. Мокрые волосы прилипли к плечам. Тревога за ее здоровье полоснула Джексона словно нож.
Она вскинула голову.
— Нашего ребенка нет.
Опухшие веки, на лице ни кровинки.
— Нет?
Джексон не мог не вспомнить о Бонни. Молнией ударил его приступ злости при мысли о потере второго ребенка. Он пришел в неописуемую, неоправданную ярость, но уже через секунду осознал, что Тейлор не могла принять столь жестокое решение.
Она побелела еще больше, и Джексон понял, что она разглядела его гнев.
— Извини меня.
Ее голос так дрожал от отчаяния, что Джексон испугался. Этот голос пробился сквозь горе и ярость, вызвал к жизни ту нежность, которую он испытывал только к Тейлор. Он приблизился к ней и положил руки на ее плечи.
— Что произошло?
— Прости меня, — повторила она, глядя в никуда.
Отбросив все лишние мысли в сторону, Джексон обнял ее. Сейчас ничто не имеет значения. И никто. Только Тейлор.
Именно тогда Джексон понял, что откажется жить, если потеряет жену. Цепенящая правда, но он принял ее. Истинные Санторини, не испорченные суетой, не умеют любить иначе, чем всем сердцем и всей душой. Его дед Джозеф прожил всего несколько дней после смерти его бабушки Джиа.
— Тейлор. — Ласка не возымела действия. — Тейлор.
Она опять вскинула голову, напуганная его резким тоном. Было похоже, что она вот-вот упадет в обморок. Поняв, что не в силах докричаться до нее, Джексон подхватил ее на руки и понес в спальню, рассчитывая присесть на край кровати.
— Нет! Не надо. Отпусти меня. Я ничего не хочу!
Несмотря на свою слабость, Тейлор попыталась бороться. Она боялась и одновременно умоляла.
Нахмурившись, Джексон пронес ее мимо кровати и присел у окна, усадив ее себе на колено. Она любила сидеть здесь на солнце и читать, поэтому на стуле всегда лежало мягкое одеяло из ангорской шерсти. Он закутал ее этим одеялом, встревоженный тем, что она так холодна, а потом принялся растирать сквозь одеяло ее руки и оледеневшие ноги.
После долгого молчания Тейлор спросила почти шепотом:
— Почему ты такой добрый?
— А почему я не должен быть таким?
— Я же сказала, нашего ребенка нет.
Эта боль в ее голосе едва не разбила ему сердце. Наполовину потеряв рассудок от горя, Джексон все-таки ни на мгновение не мог предположить, что Тейлор намеренно причинила вред их ребенку. Его piccola не могла так поступить. Не могла так поступить женщина, сделавшая все, чтобы обеспечить своему брату любовь и заботу.
— Ты-то в порядке?
Она оттолкнула его, и темно-голубые глаза встретили его взгляд.
— Какая теперь разница? Ребенка нет!
Джексон слегка встряхнул ее.
— Послушай, дорогая, успокойся. Ты — вот что самое важное для нас всех. Для меня и для Ника. Что мы станем делать без тебя? Пойми это и поэтому постарайся сейчас взять себя в руки. Ты совсем слабая и вся дрожишь.
Она затрясла головой. Слезы уже наполнили ее глаза.
— Нет. Не жалей меня. Мне нужно умереть. Ведь я не уберегла нашего ребенка. Я не смогла! Не смогла! Не смогла!
