— Так кому вы все-таки больше поверили — мужу или брату?
— Что теперь, дорогая, говорить об этом, когда ни одного из них давно нет в живых, — вместо золовки сказала Дороти.
Понять выражение ее лица было невозможно из-за косметической маски, которую Маджи наложила ей на лоб, щеки и шею.
Но Аспасия ответила:
— Маджи, мы теперь родственники, поэтому буду с вами откровенна. В каждой семье есть паршивая овца. К несчастью, в нашей ею являлся Акис. Как человек, склонный по характеру к авантюризму, он часто пускался в рискованные операции, балансируя на грани закона. Такое, естественно, никому из мужчин в семье не нравилось, особенно моему мужу, который, вроде вашего Никоса, был щепетилен до крайности. В результате Никосу потом и пришлось все расхлебывать.
— О… — только и смогла произнести Маджи. — Он ни разу ни о чем не обмолвился.
— Еще бы, — печально вздохнула Аспасия. — Ведь все это в первую очередь касалось меня, а семь лет назад я оказалась в чудовищном состоянии! Муж погиб, брата убили в перестрелке, причины которой следствие так и не выяснило. Никос взял на себя заботу доставить тело Акиса из Лондона в Афины, расплатиться с его долгами и разобраться с собственностью, которая за братом осталась. Выяснилось, что ни больших денег, ни солидного капитала нет. Единственным делом, приносившим кое-какие доходы, являлись «клубы здоровья», а Никос почему-то упорно настаивал, чтобы я избавилась от них.
— Значит, они принадлежали вам, а не Никосу? — оторопела Маджи.
Вихрь пронесся в голове, мысли путались, она была совершенно сбита с толку.
— После гибели брата, конечно, мне. Я ничего не понимала в финансах, как, впрочем, и сейчас. Подписала доверенность на Никоса, чтобы он распорядился всем по своему усмотрению. В первую очередь он отказался от прибылей по клубам, не очень-то объясняя мне причину.
Помалкивавшая до сих пор Медея фыркнула.
— А что тут непонятного? Для Никоса честь семьи и безупречная репутация превыше всего! Никогда не забуду, как он лишил меня карманных денег только потому, что мы с подружкой и одним приятелем решили на троих снять квартиру в Париже.
Маджи попыталась улыбнуться. Она уже не вслушивалась в оживленную болтовню Медеи насчет каникул в Париже, коим так решительно воспротивился пуританин Никос. Ее бил озноб от той чудовищной напраслины, которую она возвела на него, не зная по существу ничего. Как выяснилось, злодей оказался не злодеем, а она сама себя загнала в угол.
К счастью, процедура с косметикой подошла к концу. Дороти и остальные выглядели, словно с картинки. Сказав, что ей тоже необходимо привести себя в порядок, Маджи торопливо покидала в чемоданчик мази, кремы, салфетки и удалилась.
В спальне она сбросила с себя халатик, стянула лифчик и трусики, босиком направилась в ванную. Руки и ноги ее были как деревянные и почти не слушались. Сильные струи воды ударили в лицо. Лучше бы они промыли мне мозги, в отчаянии злилась на себя Маджи. Ну почему я такая тупая? С какой стати вообразила несусветные ужасы вместо того, чтобы присмотреться внимательней к человеку, с которым свела судьба? Разве самолюбивый и гордый нрав может ужиться с низостью помыслов? Да никогда!
— Боже, что я наделала! — воскликнула Маджи.
— А что такого ты наделала? — услышала она веселый голос Никоса, неожиданно возникшего рядом. — Попробую угадать. Ты сбрила им брови? Или, может, ножницами остригла своим клиенткам уши? Не знаю, как уши, но уж брови-то точно вырастут. Не расстраивайся.
Он был, в отличие от нее, в прекрасном расположении духа. Она и опомниться не успела, как Никос тоже влез под душ.
— Брр, как холодно. Я люблю погорячей.
Он потянулся к кранам. Чтобы не дать ей поскользнуться и упасть, прижал к себе свободной рукой, так что ее лицо окунулось в курчавые заросли могучей мужской груди.
Маджи разрыдалась. Он мой муж, а я… я… Ей было невыносимо сознавать собственную глупость, которая, возможно, и погубила их счастье.
Удивившись, Никос выключил воду, за подбородок приподнял ей голову, заглянул в глаза.
— Ну, ну, успокойся! Тебя кто-то обидел?
В ответ Маджи еще пуще заплакала.
— Мадж, — прошептал Никос. — Будь умницей, расскажи, в чем дело, если, конечно, ты мне доверяешь.
Доверие? Вот в чем беда. Она никогда не доверяла ему. В эту секунду Маджи поняла: что бы он сейчас ни сказал ей в ответ — она поверит Никосу.
— В тот день, когда я увидела тебя в проклятом салоне… Он ведь не принадлежал тебе?
Никос окаменел, его пальцы с силой сжали ее плечи.
— Ну и что?
— Почему ты не сказал мне правду, не опроверг моих обвинений?
— Зачем? Это ничего не изменило бы.
— Еще как! Неужели ты не понимаешь? Если бы я знала, что ты не имеешь к проклятому салону отношения, мне не пришло бы в голову винить тебя в смерти Шейлы и других ужасных грехах, оскорблять и строить коварные планы, как побольнее отомстить. Все было бы иначе, и наш брак ничем бы не омрачился.
— Все и так чудесно, моя милая Маджи, — протяжно произнес Никос. Его сильные руки скользнули по спине, обхватили ягодицы жены и прижали к полыхающему жару мужской возбужденной плоти. — Лучше не бывает, — хрипло прошептал он, впиваясь поцелуем ей в губы.
— Подожди, Никос, — взмолилась Маджи. — Я хочу объяснить. — Ей просто необходимо признаться в своей глупости, на коленях просить о прощении.
Никос чуть отстранил Маджи от себя и долгим, изучающим взглядом окинул ее с ног до головы. Она даже не представляла, насколько была ему желанной: припухшие от слез зеленые глаза, обвисшие, мокрые рыжие кудри, грудь и бедра, покрывшиеся от холода пупырышками, — все в ней казалось бесконечно трогательным и прекрасным.
— Нечего тут объяснять, Маджи, — сдавленным грудным голосом пробормотал Никос.
— Да есть же, — застонала она. — Аспасия рассказала о своем брате — позоре семьи и о его «Клубе здоровья». Если бы я только знала!
— Если бы только… — фыркнул Никос неожиданно. — Неужели, Маджи, мы будем объясняться в сослагательном наклонении? — Он потянулся за полотенцами. Одним обмотал себе бедра, другое, глянув довольно хмуро, бросил ей. — Хочешь поговорить? О'кей, поговорим. Вытирайся сама — если я прикоснусь к тебе еще раз, никакого разговора не получится. — И он вышел из ванной комнаты.
Маджи торопливо вытерлась, закрутила пушистое полотенце на манер сари и последовала за ним.
Он сидел на краешке кровати. Вид у него был невеселый.
— Ну? Или ты опять передумала?
Она остановилась как вкопанная в шаге от него. Испугалась, что объяснение ничего не даст. Недаром же он напомнил ей собственные слова о том, как она «передумала» стать ему женой. Но все-таки отважно набралась духу.
