взгляд и понимающе хмыкнул.
– Предупреждать следовало конкретнее, а не этими твоими импотентскими намеками. – Мое и так не самое лучшее настроение скатилось до отметки «плинтус».
– Ну, извини. У меня, в отличие от некоторых, здоровая мужская реакция на женскую красоту.
– Хотя бы на свадьбе постарайся обойтись без демонстрации этого своего здоровья.
В нынешней ситуации отступать было некуда, потому я лично перепроверил цветы в петлице, затянул ненавистный галстук-бабочку и взял с заднего сиденья букет.
Осталось выйти и завершить работу на сегодня. Двадцать минут на церемонию и еще максимум полчаса на фотосессию. Терпимо.
– Знаешь, Лаевский, я тебя второй раз в ЗАГС везу. А ощущения, словно в первый, – неожиданно совсем другим тоном произнес Паша. – Серьезно. Тогда все так тихо, скромно было. Словно репетировали.
– Тебе напомнить, что это на самом деле не брак, а сделка?
Казалось, более гадко на душе быть не может, но вышло, как в том анекдоте про колодец: «Снизу постучали».
– Эх, зря я не настоял на своей кандидатуре в женихи. С такой невестой не грех любую сделку превратить во что-то серьезное.
Ещё минуту назад я бы точно заехал бы этому гению в челюсть. Для бодрости духа! И свежести ума!
А сейчас резко остыл, словно бабка отшептала.
– И чтобы ты сделал? Украл бы у нее ещё пару лет? – Я в последний раз обернулся к Паше.
Дальше тянуть не стоило. Фотографы, прорвавшиеся к черному входу, уже заметили нашу машину, и вспышки фотокамер начали слепить глаза.
– Вот ты, Никита, умный, а иногда… – Подняв взгляд кверху, он произнес что-то еще. До меня донеслись лишь некоторые слова – весьма сомнительные комплименты. Но они уже не имели значения.
* * *
Дальше была работа. Чересчур крепкое рукопожатие СанСаныча, который так спешил, что привез невесту раньше срока. Полные ненависти взгляды Биркина и ещё парочки гостей из числа акционеров. Сощуренные глаза свидетельницы – лучшей подруги Леры. И протянутая мне узкая ладонь в белой перчатке.
Дурацкой была идея приезжать по отдельности. Нужно было метлой гнать эту организаторшу свадеб вместе с её «персональным» подходом. Для огласки вполне хватило бы несколько фотографий с росписи.
Но даже сейчас, после нескольких минут ожидания на холоде, Лера не произнесла ни одного упрека. Ее ледяная рука утонула в моей. И послушная, тихая, она пошла рядом к тяжёлой двери Дворца.
За ней нас ожидал уже знакомый ритуал. Для меня он не был волнительным в первый раз. Не стал он таким и во второй.
Белый потолок давил не больше, чем потолки в судебных залах. Свидетели сторон испепеляли друг друга недоверчивыми взглядами.
На словах о возражениях против брака один из акционеров нервно закашлялся. На словах клятвы верности моя невеста побелела больше прежнего, но подрагивающие пальцы смогли надеть кольцо.
Все прошло почти идеально. Так, как рассчитывала Генриховна, и представлял я сам. Лишь в конце одна деталь, вернее разрешение регистратора, пустила под откос весь выверенный план.
* * *
Сейчас уже сложно сказать, был ли я хорошим мужем, но нормальный жених из меня так и не получился.
После слов: «А теперь можете поцеловать невесту!» я взял Леру за руку и чуть не потянул к выходу. На автомате. Без всякой задней мысли или гениального замысла.
Остановил взгляд. Удивленный. Сквозь фату.
Вместе с этим взглядом на голову ледяным водопадом обрушилось и понимание, что я делаю не так.
Чтобы мысленно врезать себе по щекам и начать действовать, понадобилась несколько секунд.
Будто тяжелобольной, лишенный контроля над собственными конечностями, я неуклюже поднял фату.
Словно не жених, а случайный гость, оказавшийся в первом ряду, посмотрел в зал.
Смешно, но присутствующие казались отражением меня самого. Напряженные в струны гости. Каждый со своим выражением лица. Со злостью, с восторгом, с интересом, с недоверием… Окаменевшие в неудобных позах фотографы с пальцами на кнопках спуска.
Растерянная невеста…
Я на расстоянии чувствовал, как волнение сковывает ее по рукам и ногам.
Видел, как напряжены плечи, как не спеша, будто в замедленной съёмке, поднимается и опускается грудь. Красивая, высокая, обтянутая атласом и кружевом.
Глупо, наверное, было пялиться на грудь собственной жены. Пусть даже такую совершенную! Глупо тянуть время. Но это оказалось в стократ легче, чем посмотреть выше…
… на ложбинку, в которой как слеза, сверкал небольшой кулон. На белоснежные ключицы. На подбородок с ямочкой. На сочные пухлые, словно дольки мандарина, губы и глаза… широко распахнутые, серебристые как зеркала.
Легко не замечать женщину в маленькой девочке или соседской девчонке, растущей где-то вдали, в другом городе, а порой и в другой стране.
Невозможно не заметить, когда вся эта сумасшедшая, сияющая женственность с ожиданием смотрит тебе в глаза.
– Это просто поцелуй. – Я так и не понял, для кого сделал это предупреждение.
Ещё не понял, как сам потянулся к губам, заставив их раскрыться.
И совсем не понял, что случилось дальше.
Лера не сопротивлялась. Она не пыталась отодвинуться от меня или избавиться от ладони на затылке.
Вначале скованная, испуганная, она позволяла себя целовать. Послушно поддавалась моему рту. Не дышала. И, казалось, не жила. Красивая, как из сказки. Испуганная, словно воробышек.
А потом будто растаяла.
Я так и не понял, как это произошло. До меня донесся едва слышный стон, и нежные губы ожили. Будто пробуя, сами коснулись моих. Поделились дыханием. И не отпустили.
От этой робкой смелости предохранители в моей голове выгорели напрочь. Я забыл о целой толпе зевак, о времени и о том, зачем мы здесь вообще.
Забыл о свой временной фиктивной роли и злости на самого себя за то, что ворую у Леры год.
В этот момент, чувствуя, как она откликается и сама целует меня, эгоистично хотелось воровать и воровать. Вытолкать всех за дверь и остаться вдвоём.
Как последнему вуайеристу, способному завестись только на публике, мне хотелось того, чего не хотелось больше года.
Сам не верил, что может так вести.
Не понимал.
И почему-то именно сейчас вспомнил, что такое уже было. Несколько лет назад. В доме моих родителей. Зимней ночью перед камином. С девушкой, которая вместо подарка на день рождения попросила поцелуй.
Наверное, если бы потолок начал падать на голову, я бы и не дернулся. Последнее воспоминание яркой вспышкой ударило по глазам. И внезапно многое стало ясно.
Покорность Леры.
Её молчание о личной жизни, которой помешал бы наш брак.
Скованность и пылкость.
Её чувства.
Только такой повернутый на работе идиот, как я, мог не заметить очевидного.
Только слепец, застрявший в своём горьком прошлом, не способен был почувствовать главного.
Никогда в своей жизни я не смешивал бизнес и личное. Никогда не водил на свидания и не спал со своими клиентками. И… даже в самой бредовой фантазии не мог представить, что заключу фиктивный брак с девушкой, которая…
… меня любит.
Свидетели, казалось, разучились и разговаривать, и дышать, и двигаться. Вместе с регистратором они смотрели на
