— Они женаты? — удивляюсь я.
— Да, — отвечает Дуглас. — И у них две девочки.
Ну и ну!
— В итоге ей сделалось плохо, я потащил ее в туалет, ее стошнило, — продолжает Дуглас. — Я засунул ее голову под кран с холодной водой, у нее потекла тушь. Она достала пудреницу и уронила ее мне на ногу. — Он кивает на пятна, светлеющие на штанине. — Словом, настоящий дурдом! — Вздыхает. — Слава богу, от холодной воды ей немного полегчало и прояснилась голова. Она вспомнила адрес, я посадил ее на такси и отправил домой. А сам стал звонить тебе… — усталым и влюбленным голосом, словно моля приласкать его и утешить, произносит он.
Киваю. До чего все отвратительно и безнадежно!
Какое-то время молчим.
— Я виновата перед тобой, Дуглас, — медленно говорю я, глядя в пустоту перед собой. — Не следовало мне заваривать эту кашу и портить такой день…
Дуглас подсаживается ко мне и протягивает руку, но я не прижимаюсь к его плечу, а лишь на миг прикасаюсь к его пальцам кончиками своих и вся съеживаюсь. Он недоуменно хмурится и убирает руку.
— Но, если тебе интересно, я могу объяснить, почему так повела себя, — говорю я, расправляя плечи.
— Естественно, мне интересно.
Показываю ему руку, которую он не узнал вчера, ладонью вверх.
— У меня есть особая примета.
— Какая? — спрашивает Дуглас, наклоняя голову и всматриваясь в мою ладонь.
— Шрам, — говорю я. — Маленький хорошенький шрамик в самом низу…
— Да, верно, — изумленно произносит он, проводя пальцем по белой черточке на моей коже.
— Я думала, ты в два счета узнаешь мою руку. А ты не узнал. Меня взяла такая досада, что в какую-то минуту я чуть не расплакалась.
— Прости, но… — говорит Дуглас, — я никогда не обращал на этот шрам внимания. Понятия не имею, откуда он у тебя и давно ли.
— В том-то и дело, — убирая руку, говорю я.
— Не совсем понимаю…
— Очень жаль. — Тяжело вздыхаю, глотая комок горечи. — А мне хотелось бы, чтобы меня знали и любили всю целиком, с мелкими изъянами и недостатками. Скажешь, это слишком?
Дуглас не вполне уверенно качает головой.
— Не знаю… Родная, я не уделял тебе достаточно внимания, — более торопливо произносит он. — Признаю это и клянусь, все изменится.
— Нет, — возражаю я, удивляясь своей твердости. — Ничего не изменится, Дуглас. Потому что все это ни к чему. — Я сказала это. Теперь пути назад нет.
Дуглас замирает.
— То есть как… ни к чему? Что ты имеешь в виду?
Снимаю с пальца кольцо.
— Ты очень красиво сделал мне предложение, Дуглас. Я в жизни этого не забуду, но…
Дуглас порывисто обхватывает мою руку и сжимает пальцы.
— Опомнись, милая! Из-за глупой игры, из-за того, что я не заметил твоего крошечного шрама, ты ломаешь нам обоим жизнь!
Качаю головой.
— Я бы сломала ее, если бы сейчас притворилась счастливой и вышла бы за тебя. Через год-другой мы осточертели бы друг другу, как Томас с Патрицией.
— Кэтлин!.. — взмаливается Дуглас.
Поворачиваю голову и смотрю ему прямо в глаза.
— Хочешь знать всю-всю правду? Только предупреждаю: тебе это не понравится.
Дуглас непонимающе моргает, на миг задумывается и кивает.
— Да, я хочу знать все.
— Последние дни я хожу с разбитым сердцем. Убеждаю себя, что это временно, но покой все не приходит, а тот, о ком я думаю день и ночь, как будто следует за мной по пятам… Я повсюду его вижу.
Дуглас медленно разжимает пальцы, и кольцо выпадает из моей руки. Ни он, ни я не спешим его поднять.
— У тебя появился другой? — Голос Дугласа звучит глухо и убито.
Нервно смеюсь.
— Нет. — Меня охватывает безудержное лихорадочное волнение. — Он мелькнул в моей жизни вспышкой на ночном небе. И исчез.
Дуглас долго сидит неподвижно, потом вскакивает, засовывает руки в карманы и принимается ходить прямо передо мной взад-вперед. — Я не понимаю ровным счетом ничего. Ты отказываешься выходить за меня замуж, потому что вчера я не заметил твоего шрама, и тут же говоришь, что дело вовсе не в нем, а в какой-то вспышке! По-моему, один из нас сошел с ума!
Киваю.
— Я даже знаю кто. Я.
— Кто этот тип? Какого черта ему от тебя надо?! И уверена ли ты, что у него в отношении тебя серьезные намерения?
— У него нет никаких намерений, — спокойно говорю я. — Мы были знакомы всего день, потом не виделись три года, немыслимым образом снова встретились и разошлись. Он не желает меня видеть и знать. Но тогда, несколько лет назад, по-моему, любил этот мой шрам…
Дуглас резко останавливается и наклоняет вперед голову.
— Я ни-че-го не понимаю.
Грустно улыбаюсь.
— Если честно, я тоже. Но знаю, что поступаю правильно.
— Постой… Послушай.
— Нет, Дуглас, — не терпящим возражений тоном произношу я. — Все кончено. Прости меня. Пожалуйста, прости. — Встаю с кровати. — Если ты не возражаешь, я хотела бы привести себя в порядок.
Дуглас стоит будто окаменелый. Мне безумно его жаль, и я сделала бы все, что в моих силах, чтобы облегчить его участь, но ему не поможешь ничем.
— Прошу тебя, уходи… — шепчу я, глядя в пол. — Ты еще встретишь умную добрую женщину — и все будет хорошо. Я, быть может, не достойна тебя…
— Ты!.. — слетает с губ Дугласа отчаянный крик.
— Уходи, — твердо повторяю я.
Странно, мне теперь и легко, и тягостно. Тягостно оттого, что рядом никогда не будет Эдвина и по моей милости страдает Дуглас. А легко оттого, что я больше не связана с ним обязательствами, которые не в состоянии выполнить, и могу не играть роли счастливой невесты. Моя семья реагирует на новость о моем расставании с Дугласом вполне спокойно, наверное потому, что я никогда не посвящала родственников в подробности нашего романа и, по счастью, не успела рассказать о помолвке. Мама, когда я звоню ей, предлагает:
— Если тебе одиноко, приезжай к нам сегодня на ужин. Повидаешься с Гвен и Питером — они обещали нас навестить.
— Нет, спасибо, — говорю я, не горя желанием общаться с сестрой. Мы с ней очень разные и никогда не дружили. — Как-нибудь в другой раз. У меня на вечер уже есть планы.
— Смотри сама. И не вешай носа.
— Не волнуйся.
Никаких планов у меня, если честно, нет. Мэгги давно забыла о намерении дать от ворот поворот бойфрендам и ждать единственного и сегодня ужинает с Фэрроу. Сижу одна в своей квартире и поглядываю в окно, но вид любимой улицы не радует.
Около восьми звонит телефон. На мгновение задумываюсь, стоит ли отвечать, но все же снимаю трубку.
— Кэтлин! — раздается плаксивый голос Барбары. — Что случилось?