— Сегодня мы не сможем провести ночь вместе, — сказала Эдди.
— Что-то случилось?
Дэвид поднял голову от гитары и, нахмурившись, посмотрел на Эдди.
Она ласково погладила его и обезоруживающе улыбнулась:
— Абсолютно ничего! Просто Марта сегодня будет с Биллом, а я с Рори. Вот и все! Может быть, после концерта ты с ребятами из группы съездишь в город? Они давно хотели туда выбраться, им будет приятно, если ты тоже с ними поедешь. Просто так приехать в Сиэтл — это одно, выступать здесь и гулять по городу с тобой — совсем другое.
Дэвид, которому не хотелось оставаться одному, без Эдди, в пустом гостиничном номере, с улыбкой согласился на предложение:
— Хорошо! Но следующая ночь — моя!
Отложив в сторону гитару, он привлек к себе Эдди и начал нашептывать ей на ушко все, что он собирается проделать вместе с ней в следующую ночь.
Глубоко вздохнув, она приложила руку к сердцу и с чувством промолвила:
— Буду ждать с нетерпением!
На следующее утро Марта, оглядев собравшихся за завтраком четверых мужчин, сидевших с опущенными головами, пробормотала с сомнением:
— Похоже, с ними что-то приключилось?
Эдди кивнула, молчаливо соглашаясь с Мартой. Достаточно было взглянуть на Дэвида, чтобы понять: что-то произошло.
— С тобой все в порядке? Что вы делали вчера?
Билл жизнерадостно подхватил:
— По их виду можно решить, что их как минимум переехал автобус. Или я не прав?
Лоуэлл поперхнулся, отхлебывая кофе.
— Ну, все начиналось довольно достойно, — начал он. — Ужин в ресторане…
— А потом мы решили пройтись по барам, — продолжил Грейди. Его усы печально обвисли. — И везде, куда мы заходили, все узнавали Дэвида и устраивали что-то вроде соревнования — кто быстрее закажет нам следующую выпивку.
Тут вступил Кокомо:
— А поскольку мы не могли отказаться, то выпивали все предложенное. Ну а потом еще и еще. А под утро, около трех часов, мы оказались… Где же это было?
— На Первой улице, — подсказал Дэвид, массируя переносицу.
— Ну, да, такое местечко, короче, там находится татуировочный салон, — продолжал Кокомо. — Я бы показал леди результаты, но скромность мне не позволяет.
Эдди с негодованием обернулась к Дэвиду:
— Ты должен был присматривать за ним! У него еще молоко на губах не обсохло! Я поклялась его матери, что пригляжу за мальчишкой. Татуировки! И на таких местах!
Дэвид откинулся на спинку стула и попытался выдавить из себя улыбку.
— Ты права, милая. Но, видишь ли, э-э, ситуация вышла из-под контроля. Мне очень неудобно…
— Ну, надеюсь, у других-то хватило ума… Лоуэлл, что это у тебя на руке?
— Это скрипичный ключ, — виновато усмехнулся он. — Или что-то похожее на скрипичный ключ.
— Ой, а мне покажи! — попросила Рори.
Восхищенная стилизованным рисунком спирали, змеившейся у него по руке, Рори воскликнула:
— Лоуэлл, это очень красиво!
— Спасибо, малышка.
— Ну, это еще ерунда! — вмешался Грейди.
Он встал и поднял тенниску, гордо продемонстрировав эмблему «Дельты Блу» на своем мощном животе.
Рори завизжала от восторга. Марта и Билл громко расхохотались, а Эдди только неодобрительно покачала головой.
Грейди опустил футболку и, заправив ее, сел, обменявшись вороватым взглядом с Дэвидом, что подтвердило худшие подозрения Эдди.
Она медленно повернулась к нему:
— Что? Ты хочешь сказать, что и ты тоже?
Дэвид кивнул, стараясь не встречаться с ней взглядом.
— Но как ты мог на это решиться! Уродовать свое тело! И бог знает в каких антисанитарных условиях!
— Это совершенно безопасно. Я слыхал об этом местечке от своих друзей.
Дэвид взглянул на Эдди, словно надеясь, что она сможет его понять. Но поскольку она была непреклонна, то ему не оставалось ничего другого, как показать свою татуировку. Он закатал рукав тенниски, обнажив левый бицепс.
Мертвая тишина воцарилась за столом. Эдди присмотрелась к татуировке и тоже потеряла дар речи.
Это было маленькое красное сердечко, и на нем было написано: «Эдди — моя любовь».
Онемев от изумления, она застыла, потом решилась взглянуть на Дэвида. Ее сердце бешено заколотилось, ведь это было настоящее признание в любви. Эдди судорожно перевела дух и откинулась на спинку стула, не отводя взгляда от Дэвида.
Он опустил рукав и коснулся руки Эдди.
— Я выпил, конечно, но пьян не был! Я сделал это сознательно! — воскликнул он.
Эдди продолжала молчать и смотреть на него. Дэвид покачал головой, потом тяжело вздохнул и промолвил:
— Вот такая история. Знаешь, чертовски сложно придумать, как признаться кому-то в любви. А я тебя люблю, Эдди, и хотел придумать что-нибудь необычное, чтобы ты поняла, насколько сильно я тебя люблю.
Все сидевшие за столом замерли в ожидании.
Эдди увидела в глазах Дэвида знакомый блеск. Так сверкали его глаза, когда он начинал ее целовать, так сияли они перед тем, как они занимались любовью.
— Можно еще раз взглянуть? — пробормотала она еле слышно.
Дэвид протянул руку, аккуратно закатав рукав.
— Не болит? — спросила Эдди.
— Ну, чуть-чуть поболит, день или два.
Она осторожно дотронулась до рисунка, и, встретив напряженный взгляд Дэвида, громко произнесла:
— Ты совершенно сумасшедший, но я тебя тоже люблю!
На его лице появилась блаженная улыбка. Притянув Эдди к себе, он усадил ее к себе на колени и крепко поцеловал.
Марта смахнула слезу со щеки и сжала пальцы Билла.
— Какая любовь! — прошептала она. — Какая большая любовь!
Любовь действительно была большая. Это Эдди и Дэвид доказали в течение многих последующих ночей, оставляя по утрам скомканное постельное белье во всех отелях от Портленда до Аризоны и от Нового Орлеана до Майами.
Когда Дэвид захотел познакомить Эдди со своей матерью, жившей в Форт-Лодердейл, Эдди сочла это хорошим знаком.
Джудит Ландри Роджерс оказалась высокой элегантной женщиной с приятными дружелюбными манерами. Эдди ничуть не удивилась, узнав, что Джудит любит сына и страшно гордится им. Дом был заполнен фотоальбомами, в которых жизнь Дэвида фиксировалась начиная с раннего детства. По тому, как Дэвид разговаривал с матерью, поддразнивал, нежно обнял на прощание, Эдди стало ясно, что он тоже очень любит ее.
Атланта, Вашингтон, Нью-Йорк, Бостон. Города и стадионы, толпы восхищенных зрителей. Огромная радость от музыки. И два часа каждый вечер… драгоценных занятий любовью, которые следовали за выступлениями. Через некоторое время Эдди уже точно не знала, что сейчас — июль или август и где они — в Мемфисе или Сент-Луисе. Единственное, что ее заботило, это музыка, прекрасная музыка, и человек, которого она любила. Никогда в жизни Эдди не была так счастлива. Никогда не жила с такой отдачей, не ощущала с такой силой, что живет по-настоящему.
