— Я ж говорю — ополоски! Ну? Я слушаю тебя.
— Сначала вы уж доскажите про овцу.
— Паршивую?
— Да. Которая завелась в вашем стаде.
— А! — Она опять махнула рукой. — Дэвид просто сумасшедший ребенок! Хотя… Какой он ребенок! Ему уже тридцать…
— Дэвид?
— А что?
Кира опустила голову и подняла одну бровь, заговорщицки глядя на пани Ижек:
— Дэвид? Из Праги?
— Ну это он сначала был из Праги. А потом… Фьють! — Она взмахнула широким рукавом блузки. — Удрал в Нью-Йорк.
— Зачем?
— Ха! На этот вопрос… А ты что, знаешь моего Дэвида?
Кира сглотнула сухой ком в горле.
— Ну… может быть, это и совпадение… — А сердце уже колотилось как бешеное. И бар, и пани Ижек куда-то поплыли.
— Этот засранец отбил у бедного Яника любимую девушку и удрал с ней в Америку три года назад. У родного брата! Представляете? Они до сих пор не разговаривают…
— А брата зовут — Яник? — пересохшими губами спросила Кира.
— Ага. Тот, за которого я тебя заочно просватала.
— Бывшая телезвезда.
— Ага. Он тоже на днях вернулся из Нью-Йорка. У вас с ним, кстати, абсолютно одинаковые полосатые… Кира! Кира… Что с тобой?!!
— Мамочка… — прошептала она и закрыла глаза.
— Кира! Господи, да что ж такое-то!.. Эй, бармен! Помогите кто-нибудь! Девушке плохо!.. Кира, Кирочка, да что же это делается-то!.. Вызовите доктора!
Сначала приплыла откуда-то издалека девушка в белом. Потом Кира увидела лицо пани Ижек, искаженное испугом, и что-то резко ударило в нос.
— О, реагирует… Не бойтесь, это просто легкий обморок. Погода нынче шалит… Посидите немного в зале до следующего рейса. Лучше в таком состоянии не летать.
— Да уж! — возмущенно ответила пани Ижек, кивнув на погасшее табло. — У меня, как у старой ведьмы, остается хотя бы вариант улететь на метле! Кирочка, тебе лучше?
— Ян и Дэвид — родные братья?
— Успокойся, тебе нельзя волноваться. Вот нашатырь.
— Умоляю: Ян и Дэвид — родные братья?
— Ты знаешь моего Яника?
— Ответьте мне! — Кира за грудки подтащила старушку к себе.
— Ого! Силенка-то у тебя, оказывается, есть! Да, они — родные братья. Но падать в обморок, я считаю, совсем не обяза… Постой, а тебя с ними что-то связывает?
Кира закрыла лицо руками. Ян все видел! Ян видел, как она стояла с Дэвидом, поэтому и уехал домой. И никакой Мотя его не отзывал. Вот это ужас! Вот это беда! Как же так!
Бедный, дорогой, хороший Ян! Как больно ему было, как страшно — снова пережить ту же трагедию. Но — они родные братья!!! Она встречалась с двумя родными братьями!!! Кира почувствовала, что перед глазами снова темнеет.
— Эй, не вздумай! А то придется тебя заложить в клинику, и никуда ты не полетишь. На вот лучше, нюхай, это помогает.
— Пани Ижек! Ну как же так?!
Та с восторгом смотрела на Киру:
— Только не говори мне, что ты встречалась с обоими обормотами!
— Ну… — Кира виновато прятала глаза.
— А что еще тебя может с ними связывать? Ну? Я угадала?
Кира кивнула, роняя голову все ниже.
— И что-то подсказывает мне, что этот негодяй снова оставил бедного Яника с носом!
— Он не негодяй!
— Ого! Как у тебя сверкают глазки! Ты считаешь, что Дэвид — лучше Яна?
— Я ничего не считаю. Просто я его… плохо знаю.
Старушка с негодованием смотрела на нее:
— Да что ж вы все в нем находите-то? Ну красив, ну обаятелен, ну… Девчонки, конечно, всегда ходили за ним табуном. С того момента, как он встал с горшка!
— Я их понимаю, — тихо проговорила Кира.
Они немного помолчали.
— Забудь его, девочка. Он безнадежно болен своей Софией.
— Ее зовут София?
— Да, — небрежно протянула пани Ижек. — Эта сатана закружила голову обоим, а выбрала, разумеется, Дэвида. Кто бы сомневался!
— Может, она любит его. Зачем вы так говорите? — упрямо шептала Кира, глядя под стол.
— Ну бог с ними. Яника жалко. Он не находил себе места очень долго. Только недавно начал оттаивать… Может — благодаря тебе?
— Нет. Мы только в Америке начали… отношения. Хотя… какие там отношения!
— Ах, девочка моя! Если б ты знала, как он прекрасен… Лучшего мужчину и желать нечего! Он умеет все. А главное — он умеет любить.
— Я знаю.
— Я как увидела твои полоски в автобусе, сразу вспомнила его и решила, что вы — самая настоящая пара. Не знаю, почему я так решила… Может быть, я — сумасшедшая. Но я до сих пор в этом уверена!
У Киры защипало в глазах. Пани Ижек понимающе перевела тему:
— А где, кстати, твои полосатые колготки?
— Их больше нет.
— А мне нравилось.
— Не только вам. — Кира вспомнила Дэвида.
— Ничего, вернем на место!
— Зато у меня теперь — его шарф.
— Чей? Яна?
— Да… — Кира печально вздохнула. Они еще посидели в молчании пару минут, и в этот момент она подумала, что, в общем-то, есть повод зайти к Яну. Нужно отдать шарф. Если она не умрет от страха под его дверью!
— Представляете, Ян оказался моим соседом…
— В Штатах?
— Нет, дома. В Праге.
— Это та самая его новая квартира… — Пани Ижек округлила глаза. — Она — рядом с тобой?
— Сверху, на четвертом этаже. А я — на третьем.
— Кира! Вот это да! Я же в тот вечер ехала к нему!
— Когда были яблоки?
— Конечно! Надо было тебе поехать со мной на такси. Дотащили бы прямо до квартиры. И заодно познакомились.
— Но мы и так познакомились с Яном на следующий день. В трамвае. А потом — на работе. А потом — у моего начальника дома… А потом нас поселили в одну квартиру в Америке…
Пани Ижек во все глаза смотрела на нее:
— И ты скажешь, что это не Судьба?
Кира сидела на широком подоконнике и смотрела в окно, как благоверный католик смотрит в горячей молитве на Деву Марию. Вот оно! Синее небо и пронзительная оранжевая нереальность. Раннее-раннее утро. Как тут хорошо! Жить без этого — отныне и навсегда — невозможно. Какой, к черту, Нью-Йорк! С тех пор, как уехал Ян, он стал холодный и чужой. А здесь — родное и теплое…
Разбросанные вещи валялись на полу, обозначая траекторию ее пути от входной двери — к окну. Сколько раз она видела это во сне! Сколько раз она представляла, как в замедленном кино: что откроет замок, сбросит сумку и пойдет… словно по лунной дорожке… к своему любимому уголку возле окна. А рядом — книги, а под ними — кресло, а на нем — плед. И уютный маленький светильник в углу. Родное и теплое…
Нет, обратного пути не будет, она не вернется в Штаты. Она бросит эту программу обучения, что бы там ни делал для нее глупый Вальтер. Почему, кстати, глупый? Не важно… Она уволится от Моти и пойдет куда-нибудь. Откроет что-то свое, необычное, интересное, не как у всех… Она будет сама по себе. Она сможет. Мотя сам говорил, что работа экономиста — не для нее. Конечно, не для нее. А что для нее? Кира задумалась, почему-то представив себя в своих веселеньких полосочках. «Пеппи — длинный чулок» — назвал ее Дэвид. Может, ей сказки начать писать? Родное и теплое…
