Они вышли из больницы вместе. Лоренс хранил молчание. Он никак не мог придумать, что бы ей сказать. На улице Мэй посмотрела на него.
— Вас привез шофер? Он ждет где-то поблизости?
— Нет, я собирался взять такси.
— Я приехала на машине, могу вас подбросить.
— Я не знал, что у вас есть машина.
— Без нее мне не обойтись — особенно когда отправляюсь по магазинам. Чтобы сэкономить деньги, я покупаю оптом, поэтому на руках все не дотащишь, — объяснила девушка.
Она повернула направо и пошла через больничную стоянку. Лоренс потащился следом. Они остановились перед старым, очень потрепанным «фордом». Открыв водительскую дверь, она махнула рукой.
— Забирайтесь! Куда вам нужно? В офис?
Он сел на пассажирское сиденье, посмотрел на часы и увидел, что еще нет двенадцати.
— У вас назначено с кем-то свидание? — спросил Лоренс.
— Только с магазинной тележкой.
Сердце у него так и подпрыгнуло. Значит, она не встречается с этим мальчишкой!
— Позвольте мне угостить вас ланчем, — небрежно сказал он.
В ее голосе прозвучала насмешка.
— Совсем ни к чему, Лоренс, приглашать меня на ланч только из-за того, что я предложила вас подбросить!
Эта особа просто возмутительна! Почему бы просто не принять приглашение?
— Я приглашаю вас только потому, что хочу этого.
Она опустила золотые от солнца ресницы, скрыв за ними глаза, мерцавшие, словно вода между тростников.
— В таком случае — с удовольствием. Куда мы направимся?
Он назвал адрес. Не глядя на него, Мэй проговорила:
— Если я правильно поняла, мы едем к вам домой?
— Если вы не против.
Она вскинула ресницы, а затем вновь опустила их.
— Нет, если вы ограничитесь одним ланчем.
Мэй успела задним ходом вывести машину с того места, где она стояла, и, свернув налево, выехать со стоянки, пока Лоренс с потемневшим лицом переваривал ее слова.
— Что вы хотите этим сказать?
Она лихо влилась в почти непрерывный поток транспорта, чем немало удивила Лоренса. Мэй была хорошим водителем, и более осторожным, чем Ванесса, несмотря на молодость и недостаток опыта.
— О, перестаньте, — пробормотала она, глядя на дорога. — Думаете, я забыла о том, что случилось в вашем доме, до прихода вашей подруги? Ланч — да, секс — нет. Договорились?
— Вы очень доходчиво все мне объяснили еще вчера, — проворчал он. Его лицо стало жестким, на скулах выступили красные пятна. — Вы будете в полной безопасности, не беспокойтесь. Я не повторю своей ошибки.
Лоренс уже проклинал себя за то, что пригласил ее на ланч. Должно быть, он сошел с ума. Ведь она ясно дала понять, что он ей даже не нравится, не говоря уже о влечении. Быть с ней наедине, зная, какие чувства она к нему испытывает, — это больно, неловко, унизительно.
Его затопила горечь. Чем он это заслужил? У него было безрадостное детство с отцом, не проявлявшим к нему ни тени привязанности, и именно поэтому потребовалась почти половина жизни для того, чтобы впервые полюбить. Он не хотел рисковать, боялся, что ему могут причинить боль… И вот теперь, когда он все-таки влюбился, то выбрал совсем не ту женщину. Какая ирония судьбы! Она терпеть его не может, а он сходит по ней с ума, одержим ею, не в силах избавиться от ее образа ни днем ни ночью.
Все это напоминало дурную шутку!
Лоренс молчал, пока Мэй ехала по направлению к его дому. Отвернувшись, он мрачно смотрел в полуоткрытое окно, его черные волосы развевались под теплым весенним ветерком. Глаза скользили по оживленным улицам, но не видели ни толп людей, спешивших по своим делам, ни магазинов и контор, ни машин, двигавшихся рядом с «фордом» Мэй.
Он слишком настойчиво ощущал ее присутствие, хотя краем глаза видел лишь маленькие руки, крепко и уверенно державшие руль. Уже много дней она была средоточием всех его мыслей, ее чистый, яркий образ все время стоял перед его глазами, в то время как остальной мир растаял, как тени в лучах полуденного солнца. О чем же он думал до того, как встретил ее? Как проводил свои дни? Он с трудом мог это вспомнить, но знал, что еще ничто в его жизни не имело для него такого значения.
— Не дуйтесь! — сказала вдруг Мэй.
Лоренс вздрогнул, а затем повернулся и смерил ее холодным взглядом.
— Я и не думал!
Неужели необходимо разговаривать с ним, словно с ребенком?! Женщины порой бывают столь снисходительны; внутри у них существует какой-то источник самоуверенности — возможно, это неведомый мужчинам опыт рождения и воспитания детей, устройства домашней жизни. Они всегда думают, что правы.
— Нет, дуетесь! Последние десять минут вы сидите с нахмуренным лицом и излучаете ярость. Если вы и дальше будете пребывать в подобном состоянии, то веселенький же нас ожидает ланч!
Мечтательность, охватившую его поначалу, как рукой сняло. Лоренс не собирался разуверять ее, боясь обнаружить истинные чувства, поэтому яростно контратаковал:
— Хотите отвертеться от ланча со мной? Типично женский маневр! Ищете предлог отказаться и взваливаете всю вину на меня.
Они подъехали к светофору. Положив маленькие руки поверх руля, Мэй повернулась и взглянула на него.
— Это не у меня скверное настроение.
— Если я и злюсь, то только на ваши обвинения в том, что пригласил вас на ланч исключительно с целью затащить в постель.
— А чего еще вы ожидали после вчерашнего? Я пришла к вам сообщить о болезни матери и никак не ожидала, что вы наброситесь на меня. Мне бы следовало помнить, что у мужчин на уме один только секс.
Лоренс был слишком зол, чтобы найти достойный ответ, поэтому лишь отвернулся, стиснув зубы, к окну, однако тут же увидел изумленные глаза брюнетки, скучавшей рядом за рулем красного спортивного автомобиля. Она явно слышала, о чем говорили они с Мэй. Когда их взгляды встретились, брюнетка, усмехнувшись, подмигнула.
Лоренс одарил ее возмущенным взглядом и опять повернулся к Мэй. Но та заметила этот обмен взглядами… и — Лоренс не поверил собственным глазам — подмигнула брюнетке в ответ.
Женщины! — с горечью подумал он. Сестры по духу, верно про них говорят, что они обожают секретничать друг с другом, подсмеиваться тайком над мужчинами, рассказывать анекдоты про них. Женщины всегда противостояли мужчинам, поначалу скрытно, когда в давние времена мужчины покоряли мир. Но теперь, когда пресловутый феминизм перевернул все с ног на голову, женщины вступили в открытую конфронтацию. Именно войной они хотели заниматься, а не любовью!
На светофоре зажегся зеленый.
— Итак, что же мы решили? — спросила Мэй, трогаясь с места.