— Может быть, твой дед и вырастил тебя, Дарий Хедли, но ты совсем не похож на него.
— К семнадцати годам я уже почти стал таким. Высокомерный, избалованный, я думал, что весь мир принадлежит мне. Если бы я остался здесь жить, то стал бы таким же, как он.
Наташа хотела сказать ему, что он ошибается. Но вместо этого просто крепче обняла его, и он зарылся лицом в ее волосы. Спустя какое-то время он продолжил:
— Бабушка пришла на мою первую выставку. Тогда она уже умирала, но все-таки бросила ему этот вызов. Я был на ее похоронах. Дед, увидев меня, решил, что это мой отец, и стал кричать…
— Рамзи удалось разузнать что-нибудь о твоих родителях? — спросила она, отчаянно пытаясь отвлечь его от этой ужасной картины.
— Только слухи. Одни говорили, что всю семью Сорайи схватили при попытке пересечь границу, и они либо в тюрьме, либо умерли. Другие — что мой отец все выдумал только ради того, чтобы получить деньги, а они с Сорайей живут где-то под теплым солнышком… Третьи уверяли, что отца просто поймали на удочку. Стоило ему передать деньги, он перестал получать вести от семьи Сорайи. Выбирай любой вариант.
— Нет. Только не последнее.
Впервые за весь день легкая тень улыбки смягчила черты его лица.
— Ты абсолютно уверена?
— На сто процентов, — ответила она. — Если бы Сорайя собиралась обмануть твоего отца, она избавилась бы от тебя, когда узнала о своей беременности.
Полностью сосредоточенная на нем, на его боли, Наташа увидела в его взгляде целый вихрь эмоций: проносящиеся облака радости, горечи, тьмы и света, все оттенки серого.
— Значит, в детстве ты ничего об этом не знал?
Дарий покачал головой.
— Это Гэри рассказал тебе. Кто же еще! Это случилось, когда вы выпили слишком много пива во время наблюдения за совами и барсуками? — воскликнула Наташа.
— Нет, язык ему развязало не пиво. Это сделал мотоцикл. У него был старый мотоцикл, который он буквально собрал по кусочкам. Он научил меня ездить на нем, когда я дорос до педалей. Когда мне исполнилось семнадцать и я получил на день рождения новенький мотоцикл, первым, с кем мне хотелось поделиться радостью, был Гэри.
— Ох… — Она уже предчувствовала, куда повернет его рассказ.
— Мне — молодому, нахальному, избалованному — и в голову не приходило, как он на это отреагирует. Конечно, у меня всегда было всего больше, чем у него, но мотоцикл был такой взрослой вещью, о которой он мечтал и которую он никогда не смог бы себе позволить на те деньги, которые получал, работая на моего деда. Я ни секунды не работал, а только получал… и все потому, что моя фамилия — Хедли. Словно пропасть тогда разверзлась между нами, и он использовал единственное доступное ему средство, чтобы снова оказаться выше меня. Он просто рассказал мне о моих родителях. О том, как мой отец продал меня, чтобы развлекаться со своей шлюхой.
— Пустые сплетни, — сказала она, представляя, как сплетня, пущенная в деревне, искажалась и обрастала новыми подробностями с каждым новым пересказом.
— Он сразу понял, что натворил, и пробовал пойти на попятный, взять свои слова назад, пока я еще не завел мотор и не поехал разбираться со своим дедом, но сказанного было уже не вернуть. Я потребовал правды, и старик меня не пощадил. Он сказал, что я теперь достаточно взрослый, чтобы узнать все, и выложил мне историю — со своей точки зрения. Мой отец предал свою жену, бросил своего нерожденного ребенка ради…
— Дарий…
Она прервала его, не желая, чтобы он повторял ужасное слово, но он погладил ее по щеке и посмотрел на нее сверху вниз:
— Дай договорить. — Он махнул рукой в сторону покосившегося лодочного сарая, в сторону дома, скрывавшегося от их взоров за деревьями. — Дед хотел сохранить дом, сохранить имя. — Он вынул из заднего кармана бумажник и достал из него фотографию. — А вот кого полюбил мой отец.
— Она прекрасна, Дарий. — На снимке молодая женщина смеялась над чем-то, что сказал ей фотограф, и ее глаза были полны такой любовью, что у Наташи перехватило дыхание. Чтобы на тебя смотрели так… — Откуда у тебя эта фотография?
— Я получил конверт после того, как бабушка побывала у меня на выставке. Без записки.
— Такая улыбка против четырехсотлетней истории. Вне конкуренции. — Она подняла взгляд на Дария, у которого были такие же темные глаза… — Она наверняка приехала бы за тобой. Пробралась бы в дом. Никакие документы ее не остановили бы.
— Да. В глубине души я всегда знал, что они умерли, но я надеялся…
— Куда ты ушел? Где ты жил, когда убежал из дому? — спросила она.
— Не в картонной коробке под мостом Ватерлоо, — ответил он, как будто читая ее мысли. — Я поехал в Бристоль, продал мотоцикл, снял комнату, записался в колледж и получил работу в супермаркете: раскладывал продукты по полкам.
— Ты продал мотоцикл? — удивилась она. — Ты же говорил, что ушел отсюда на своих двоих!
— В переносном смысле, — ответил он, но его мрачность потихоньку уступала место улыбке. — Я хотел… Мне было нужно, чтобы ты пошла со мной.
— Тогда тебе нужно было только попросить. — Они молча смотрели друг на друга. — А что случилось с Гэри? — спросила она прерывающимся голосом.
— Наташа, ты всегда ухватываешь самую суть. Я плутаю на просторах античной истории, а ты рывком возвращаешь меня назад, на землю, говоря о том, что действительно важно.
— Я не принижаю того, что случилось с тобой. Но ты сам признался, Дарий. У тебя было все, чего ты хотел, а у него не было ничего, и я как-то с трудом могу себе представить, что такой человек, как твой дед, мог закрыть глаза на его проступок.
— Ты права конечно же. Я не выдал ему Гэри, но он сразу понял, кто виноват. Кроме него, некому… По словам Мэри, дед предоставил ему выбор — оставить поместье навсегда и никогда не возвращаться или его отец и бабушка теряют работу, а вместе с ней — и жилье.
— Непримиримый, яростный, мстительный… Он заставил их всех поплатиться.
— Если бы я остался, я смог бы его остановить.
— Как? Заключил бы с ним сделку? Чем бы ты смог пожертвовать, чтобы помочь ему? Ты был бы полностью под его контролем, Дарий. Для вас обоих было лучше держаться подальше отсюда.
— И снова верно. Моя ошибка состояла в том, что я не заехал за Гэри и не забрал его с собой. Потом я всегда очень жалел об этом.
— Мне кажется, ты тогда вряд ли был способен ясно соображать, — возразила она, высвобождаясь из его объятий. — Ну, пошли! — Она нагнулась и подняла туфли. — Там еще осталось много травы, которую нужно скосить, и много дверей, которые нужно отмыть…
Дарий поймал ее за руку.
