Леоноры, как и полагается матери, в комнате уже не было она умчалась к сыну сразу же, как только Николь начала свой рассказ.
Поколебавшись немного, Николь все-таки решилась сказать то, о чем думала во время прогулки.
— Это ни в коей мере не оправдывает моего поведения, но коляска действительно была слишком тяжелой. Не мешало бы заменить ее более удобной моделью.
— Мы купим другую, — заверил ее Эдуардо. — Старая коляска… — Он замялся. — Впрочем, это не имеет значения.
Николь прекрасно поняла, что собирался сказать Эдуардо. Желая иметь в доме только все самое дорогое и модное, Леонора, видимо, редко обращала внимание на качество покупаемой вещи.
― Говоришь, Маркус настоял на том, чтобы самому отнести Луиса в детскую? — переспросил Эдуардо.
― Совершенно верно. Думаю, он распорядится, чтобы коляску убрали с дороги.
― Уже распорядился, — отозвался Маркус, вошедший в комнату как раз вовремя, чтобы застать последние слова Николь. — Этим занялся лично представитель фирмы, продавшей нам коляску. Он также пообещал еще сегодня привезти каталог с образцами продукции, предлагаемой их фирмой, чтобы мы могли выбрать для Луиса новое средство передвижения.
Эдуардо с благодарностью посмотрел на сына.
― Спасибо, что ты об этом подумал. Леонора еще у малыша?
― Насколько мне известно, да.
― Тогда я тоже поднимусь к сыну.
Эдуардо вышел из гостиной, оставив Николь и Маркуса вдвоем. Все внимание Николь было сосредоточено на стакане с бренди, предложенном ей Эдуардо в качестве успокоительного, который она механически вертела в руках.
― Хуанита сказала, что педаль тормоза очень часто заедала и требовались дополнительные усилия, чтобы выжать ее до конца, — обращаясь в пространство перед собой, проговорил Маркус. — Она винит себя в том, что не предупредила тебя об этом заранее.
― Хуанита ни в чем не виновата, — тяжело вздохнув, отозвалась Николь. — Обозвав меня идиоткой, ты был абсолютно прав. Из-за моей неосмотрительности Луис мог разбиться насмерть.
― За прошедший год мне случалось обзывать тебя хуже, — мрачно проговорил он. — По крайней мере мысленно.
― Могу себе представить, — тихо отозвалась Николь.
― Сомневаюсь. Едва ли тебе удастся понять, что я почувствовал, когда узнал, как ты меня одурачила. Готов признать, ты вела себя очень умно. Только таким поведением и можно было заставить меня поверить в то, что тебя интересую я, а не деньги Пераца.
― Это неправда. Я действительно любила… — Она оборвала себя, покачав головой. — Впрочем, сейчас ты так же не способен поверить моим словам, как и год назад.
― Поверить, что ты решила порвать со Скоттом еще до того, как познакомилась со мной? Что только в моих объятиях узнала настоящую любовь? Что собиралась рассказать мне о женихе до нашего отъезда в Англию? Интересно, пришло бы это вообще тебе в голову, если бы я не решил лететь с тобой?
― Может быть, и нет, — призналась Николь. — Я так боялась тебя потерять.
― А вместе со мной и мои деньги?..
― Да плевать мне на твои деньги! — не выдержала Николь. — Я вообще не в состоянии была соображать, когда познакомилась с тобой. Влюбилась в тебя как дура, с первого взгляда. Запрещала себе даже думать о том, что ты можешь захотеть на мне жениться.
Ни один мускул не дрогнул на лице Маркуса.
— Никогда не прощу, что изменил собственным принципам ради смазливого лица и стройной фигуры.
― Если дело только во внешности, тебе давно следовало жениться на Элене, — огрызнулась Николь, не желая верить в то, что Маркус испытывал к ней только физическое влечение.
― Элена оказалась менее инициативной.
― Хочешь сказать, она отказывалась спать с тобой до свадьбы?
― Ей просто не удалось возбудить во мне желание. Впрочем, в этом ее вины нет. Ты с самого начала знала, какое впечатление произвела на меня. Я понял это по твоим глазам.
― А я в твоих увидела только неприязнь. Она по-прежнему там. К чему продолжать этот бессмысленный разговор? Что бы я ни сказала, мне все равно не удастся убедить тебя в том, что сейчас мои чувства искренни.
— А год назад они искренними не были?
Николь слишком поздно заметила оговорку, но ее это уже не волновало.
— Я любила тебя тогда, люблю сейчас и не знаю, смогу ли разлюбить вообще. Только надежда на твое прощение поддерживала меня весь этот год.
― Говорят, поступки человека бывают красноречивее его слов, — после продолжительной паузы ответил Маркус. — Поэтому могу предоставить тебе возможность делом подтвердить свои слова.
― Каким делом? — внезапно охрипшим голосом поинтересовалась она.
― Приходи ко мне ночью. Без всяких условий.
― Это попытка проверить мои чувства или ты просто хочешь расквитаться со мной?
― Сама решай, стоит ли идти на риск ради меня.
Вернувшаяся из детской Леонора ни в чем не упрекнула Николь, счастливая уже тем, что с сыном ничего не случилось.
― Полагаю, мне следует поблагодарить Маркуса за заботу о Луисе, — с неохотой проговорила она. — Тем более ему пришлось пойти на такие жертвы — Луис был мокрым по уши. Это ему за то пренебрежение, с которым он относился ко мне и моему ребенку, — с довольной улыбкой добавила Леонора.
― Тебе, наверное, здорово от него досталось за этот год? — виновато спросила Николь.
― Ничего такого, с чем нельзя было бы справиться, — заверила ее мачеха. — Наоборот, наши с ним перебранки оказались прекрасным развлечением. К тому же в одном Маркусу надо отдать должное он всегда вежлив со мной в присутствии посторонних. Поэтому с полной уверенностью можно сказать, что сегодняшний вечер пройдет спокойно.
― Сегодняшний вечер? — переспросила Николь, чувствуя, как ее одолевают неприятные подозрения.
— Будущие крестные родители Луиса и еще несколько самых близких друзей сегодня у нас ужинают, — пояснила Леонора. — Ничего особенного, так что можешь надеть то, в чем чувствуешь себя комфортнее всего.
Комфортнее всего я бы чувствовала себя в своей комнате, с отчаянием подумала Николь. Как она сможет показаться на глаза людям, бывшим свидетелями безобразной сцены, происшедшей на свадьбе Леоноры и Эдуардо! А Маркус? Каково будет ему? Придется сделать вид, будто ничего особенного не произошло, чтобы хоть как-то сгладить ситуацию. Только это будет нелегко.
Вечер действительно оказался не из легких. Николь изо всех сил старалась не замечать обращенных на нее любопытных взглядов и никак не реагировать на доносящиеся со всех сторон обрывки фраз. Поведение Маркуса было выше всяческих похвал. Он вел себя по отношению к ней безупречно: ничем не выдал напряжения даже в тот момент, когда, садясь за стол, обнаружил, что ему отвели место рядом с Николь.