– Мне кажется, наоборот, – Марго улыбнулась, – он – бандит и бабник, но строит из себя милашку. Впрочем, Билли сам почти поверил в то, что он милашка, и это – к лучшему.
– Мне кажется, я могу менять мужчин хоть до конца жизни, но все они будут – такие.
– Какие?
– Ну… как тот, первый.
– А он больше не появлялся?
– Нет, – быстро ответила сестра и отвела глаза в сторону. То ли до сих пор не зажила еще ее сердечная рана, то ли ей было стыдно. – Пойдем посмотрим живые цветы! Мы с мамой решили, что в холле не хватает двух кадок с пальмами. Ты как считаешь?
– Очень, – Марго подобострастно кивнула, – очень с вами согласна. А где, ты говоришь, их не хватает?..
А вечером Марго все поняла. Она совершила ошибку. Не нужно было возвращаться, не нужно пробовать воскресить отношения с мамой и сестрой. Это – прошлое, оно, как река, в которую нельзя войти дважды. Ее не понимают здесь. Не чувствуют, не слышат, не знают. Мама рада, что она вернулась, но, словно маленький ребенок, который получил любимую игрушку, не знает, что с ней делать, и уже теряет интерес…
Нет, она не нужна здесь никому. Ее жизнь – там, в Канаде, может быть даже и с отцом, может быть, в одиночестве. А может… нет, об этом даже страшно думать. Страшно спугнуть счастье, в которое она вне всякой логики с сегодняшнего утра решила верить.
Пока они с Софией распаковывали подарки, пока они рассказывали, что видели в магазинах, мама с Евлалией обсуждали, как доставлять две пальмы, или лучше – не пальмы, потому что это, на взгляд тетушки, было безвкусицей… В общем, пока в доме стоял обычный предновогодний гвалт, Марго быстренько прокралась на кухню и, поставив стул на середину, села смотреть на снежный склон. Вон оттуда сейчас должен появиться Рич.
– Здравствуй, дорогая.
Она в ужасе обернулась и тут же с досадой выдохнула.
– Теперь, если тебя не видно в комнатах, значит, ты торчишь перед этим постером.
– Поэтому ты тоже пасешься тут?
– Да нет, я – за пивом. В холодильник. – Билли открыл бутылку и сделал один глоток, блаженно заурчав. – А ты наслаждайся самоистязанием.
Она так и собиралась сделать. Только не считала это самоистязанием. Просто Марго хотела еще раз прокрутить в голове то, что она видела сегодня ночью, а потом – додумывала уже днем, опять же стоя на этом самом месте и глядя на эту фотографию.
– Марго! – В дверях стояла мама. – Ну почему ты не отзываешься? Почему сидишь тут все время в темноте?..
– Не знаю, мама.
– Марго, тебе только что звонили, я решила, что ты опять куда-то ушла. Извини, я не знала, что ты здесь. Он очень расстроился.
– Мик?
– Нет… Какой-то Ричард.
– Что-о-о? – Она вскочила со стула и сразу пошатнулась, схватившись за полку.
– Марго!!! Но это же мой любимый фарфоровый графин! Марго, что ты наделала!
Она не слушала никого: словно раненый истребитель на бреющем полете описала пару кругов по дому, задевая и роняя предметы на своем пути. Она таким образом думала – если кто не понял. А не поняли все, кроме Била. Он слышал ее разговор с мамой и, потягивая пиво, с любопытством поворачивал голову за Марго, которая шагала размашистой походкой с невидящим взором, то скрываясь в недрах первого этажа, то показываясь снова, минуя цепочку сквозных комнат…
– Хватит бегать! – наконец крикнул он. – Аэропорт работает круглосуточно! А время еще – нет и семи.
Тетушки встрепенулись.
– Но куда ты ее гонишь?
– Ах, Марго, детка, что происходит? Куда ты?
– Марго, ты улетаешь? Ты с ума сошла?
– Ты не можешь взять просто так и уе…
– Да не улетаю я никуда!!! – вне себя заорала она наконец. – Оставьте меня в покое!!!
Но в своей комнате ей стало только хуже. Там было гораздо меньше пространства, которое можно мерить шагами.
Как он узнал ее телефон? Кто помог ему найти ее? Неужели он ради нее переборол двадцатилетнюю обиду и пошел к отцу? Нет, это маловероятно. Значит, он узнал у Мика. Тоже – не слабо. Интересно, они подрались? Вряд ли Мик сдался без боя. Но других вариантов просто нет. Марго прохаживалась по комнате, не замечая, что всякий раз прокладывает путь через кровать, наступая на нее, потом спускаясь на пол и разворачиваясь обратно по той же траектории. Кровать была широкая и низкая, встроенная в деревянный пьедестал: очень удобно подниматься сначала на ступеньку, потом – на подушку, потом опять на ступеньку и – на пол…
– Марго, у меня – нет слов! – Мамино лицо порозовело от негодования. – Что ты ходишь по дому… и по покрывалу, как сумасшедшая? Что происходит? Кто он: клиент, деловой партнер, лучший друг?
– Что-то… – она судорожно сглотнула, – что-то вроде лучшего друга.
– Почему ты так печешься о друзьях сейчас? Ты – у себя дома! Живи тут, отдыхай, забудь о тамошних проблемах.
– Не могу, мама.
– Но почему?
– Это очень важно для меня.
– Это… Он твой…
– Да, мама.
– Ну так ведь нечестно!
– Нечестно?
– Конечно, мы ждали тебя так давно, мы хотим, чтобы ты хоть недельку побыла здесь: а ты желаешь вместо этого разбираться со своими мужчинами.
– Нечестно?
– Ну я же тебе сказала. Ты сама подумай, как это выглядит.
– А как это выглядит? С Миком мы расстались. Я сегодня вам наврала – все от первого до последнего слова.
– Ну хорошо, это твое дело. Я не буду лезть в твою жизнь.
А зря, подумала Марго, это как раз было бы очень кстати. Но мама думала о своем:
– Ты приехала, и мы все – собрались из-за тебя. И вдруг – улетать обратно! Это какое-то безумие! Какой-то несерьезный детский лепет.
– Мама, но мне плохо без него! – Она проглотила слезы в голосе.
Сейчас бы расплакаться в родное плечо, рассказать все, как есть, может, мама помогла бы разобраться или просто успокоиться…
– Перед тетушками неудобно получается. А Билли над тобой, по-моему, смеется.
Марго посмотрела на нее с последней надеждой и тут же уронила голову. Это бесполезно. Мама стала чужой.
– А ведь ты права – это нечестно, – она медленно спустилась с кровати, – и еще сегодня утром я это помнила.
– Что ты помнила?
– Нечестно врать себе, мама. А Билли – он смеется не надо мной.
– А над кем же?
– Это не важно. Хорошо, я останусь до завтра, если перед тетушками неудобно. Но в восемь уезжаю в аэропорт.
– Ты просто не ведаешь, что творишь!
– То, что просит душа.
– Я просто не знаю… не знаю даже, что тебе сказать.
– А ты уже все сказала, мама.
Она закрыла глаза и на прямых ногах упала спиной на кровать. Да, здесь, если с кем и стоит говорить откровенно, так это – с Биллом.
Вечером она долго ворочалась в постели, от обиды не в силах заснуть. Билет на девятичасовой рейс был заказан, сумка, к которой она почти не притронулась и в этот раз, – собрана, а сама Марго получила кучу нареканий со стороны тетушек и мамы. Она не должна так поступать, потому что они ее очень любят. Она не имеет права уезжать так рано, потому что Новый год следует встречать в кругу семьи. Она заставила их всех собраться в этом доме, а сама убежала! Ах, если бы не она – вряд ли тетушки собрались бы до маминого дня рождения вместе… София и Билли хранили молчание.
