— Я тоже не хочу жить отдельно, если мы поженимся.
— Если мы поженимся… — повторил он. — Значит, ты еще не решила.
Гвендолин хотелось запротестовать, но голова была легкой и пустой, без единой мысли, так что она просто смотрела на него и проклинала себя. У нее не осталось сил. И смелости тоже.
Прошло несколько минут.
— Я хочу быть с тобой, — беспомощно выговорила она.
— Только сегодня или всегда?
Если она ответит честно «только сегодня», этой ночи не будет. Если солжет и скажет «всегда», то ночь состоится, но что ждет их обоих в будущем? Проигрышная ситуация, как ни крути.
Принц протянул руку, и она судорожно ухватилась за нее.
— Я… я боюсь супружества. Оно ужасает меня.
— Из-за Освальда?
И снова возврат к игре, к маске, которую Гвендолин ненавидела всей душой.
— Я просто никогда не хотела выходить замуж. — Она не может больше быть Беатрис и собой одновременно. Пришло время говорить только за себя. — Никогда, даже маленькой, не мечтала о том, как выйду замуж, заведу детей. Это было свойственно скорее… — Гвендолин замолчала, сглотнула, попробовала продолжить: — Потом выросла и поняла, что счастливые браки бывают только в сказках. А в жизни стоит выйти замуж, и тут же потеряешь свободу.
— А какой же свободой ты так дорожишь?
Гвендолин была удивлена его спокойствием.
— Когда вступаешь в брак, сразу лишаешься свободы выбора. Ты не должен быть ни с кем, кроме своего супруга, не можешь идти никакой другой дорогой, кроме одной…
— А сколько же сейчас перед тобой разных дорог, дорогая? У меня сложилось впечатление, что у английской аристократки выбор довольно ограничен. Обязанности всегда одерживают верх над желаниями…
О да, Гвендолин выросла с сознанием того, что не может поступать только так, как ей хочется, а обязана делать то, что должна. Возможно, именно против этого она и бунтовала.
— И кроме того, лично я, — продолжил Нараян Бахадур, — не воспринимаю брачные узы как цепи. В молодости вести холостой образ жизни приятно и интересно, но сейчас мне уже за тридцать. И я точно знаю, чего хочу в жизни.
— Но ты хочешь не меня.
— Нет, тебя. Именно тебя!
— Из-за моего имени и связей?
— Изначально, да.
Ее сердце билось как бешеное. Как, как сказать ему, что он ошибается? Что она всего лишь жалкая самозванка?
— А что конкретно тебе нравится во мне?
— Все. Абсолютно все.
— Потому что я — урожденная Пендерлинк?
— Потому что ты умная, смелая, независимая, интересная.
Гвендолин не знала, как на это ответить. Что ей думать… чувствовать?
— Но тебе не пришло бы на ум жениться на мне, не будь я Пендерлинк.
— А ты не приняла бы моего предложения, не будь я принцем.
Она запуталась, окончательно запуталась.
— Знаешь, мне кажется, из нашего брака ничего хорошего не выйдет. Мы оба слишком сильные и самоуверенные.
— А ты считаешь, что лучше заключать брак между сильной и слабой личностью? Полагаешь, что каждый из нас выиграл бы, связав свою судьбу с холодным или бесхребетным партнером?
Гвендолин заглянула ему в глаза. Возможно ли, что он готов принять ее такой, какая она есть, — горячую голову, строптивую, своевольную и все остальное прочее?
Она потянула руку, пытаясь высвободиться, но он не отпускал.
— Ты чего-то боишься. Но это «что-то» не секс. Я абсолютно уверен.
Она опустила глаза вниз, на их переплетенные пальцы. Как бы ни приятно ей было его прикосновение, но оно быстро станет символом тяжелой неразрывной цепи.
— Брак сковывает женщину.
— Нет.
— Ты мужчина, ты не можешь этого знать.
— Да, я мужчина и никогда не позволю себе сковать женщину по рукам и ногам.
— Это происходит само собой — замужество, материнство, дети. Все это меняет женщину. Ее приоритеты становятся иными. Обязательно. Иначе и быть не может.
Нараян Бахадур так посмотрел на нее горящим взглядом своих черных глаз, что у нее закружилась голова.
— Разве это так уж плохо?
— Да, если ценишь свободу.
— А твоя свобода, она настолько ценна?
Гвендолин начинала задыхаться. Сам воздух, казалось, сгустился, стал давить на нее. Господи, он не понимает, ничего не понимает! Он же не видел, как ее мать, хоть и начинавшая в жалком кафе, но обладавшая безусловным талантом, стала пленницей приличий и благопристойности, отказалась от возможной танцевальной карьеры, чтобы поддерживать все начинания отца. Как Беатрис оказалась в заточении в роскошном замке Страттфордов, лишенная обычных человеческих привилегий.
— Да, для меня — да.
Она отвела глаза в сторону, вспомнила, как еще сегодня днем разглядывала великолепную золотую клетку с певчими птицами, как разрывалось ее сердце, как хотелось открыть дверцу и дать им свободу. Нет, она скорее умрет, чем позволит запереть себя в такую же клетку.
— Ты подрежешь мои крылья, — прошептала Гвендолин, борясь с подступившими слезами. — И я возненавижу тебя за это.
Нараян Бахадур поднял ее руку к губам, поцеловал пальцы.
— Ненависть — очень сильное слово.
Она с трудом проглотила вставший в горле ком. Только не заплакать, только не это!
— Ненависть — очень сильное чувство.
Он отпустил ее руку и наклонился вперед.
— Значит, тебе знакомы сильные чувства?
Гвендолин чувствовала, что ее нервы натянуты до предела. Она говорила о том, о чем не намеревалась рассказывать.
— Я любила однажды, — выдавила она после долгой паузы. — Но из этого ничего не вышло. Отказываться от любви тяжело, очень. Со мной что-то произошло. Что-то сломалось во мне.
— Твое сердце, — мягко произнес Нараян Бахадур.
Гвендолин нервно пожала плечами. Никто никогда не говорил, что жизнь проста, но ей и в голову не приходило, что она может стать настолько сложной и в такой короткий срок.
— У меня ушел не один год на то, чтобы оправиться после разрыва с Гербертом. Не так-то просто забыть любовь. Мне пришлось приложить немало сил, серьезно поработать над собой. Были дни, когда я думала, что не выдержу и позвоню ему.
— И звонила?
Она закрыла глаза, зажмурилась, вспоминая то время.
— Нет.
— Что произошло дальше?
— На второй год я научилась справляться с болью. И начала встречаться со всеми подряд. Словно с цепи сорвалась. — Ей хотелось, чтобы он наконец-то понял. — Я больше не невинная овечка. Я достаточно повидала в жизни, чтобы понять, как развиваются отношения между мужчиной и женщиной. Рано или поздно, но ты захочешь, чтобы я стала кем-то, кроме себя самой.
— Возможно, твой первый брак оказался неудачным, но твои родители были счастливы вместе.
