– Господи, Алехандро! Я сто лет тебя не видела! Как ты?
– Отлично. Лучше и представить себе нельзя. Я теперь ваш сосед. Относительный, конечно, как и все на Реке и в Лесу. До моего нынешнего дома отсюда три часа лету.
– Действительно соседи! Неужели ты оставил медицину и осел в собственном доме?
– Ну что ты! Я, наверное, единственный из Аркона, кто до ужаса боится благ цивилизации и привилегий богатства. Нет, все совсем наоборот. На Асунсьон открывается большая станция. Биологи, экологи, научная шатия-братия, но им нужен полевой врач. Такой, чтоб знал местные болячки не из книжек, а из жизни. Как ты понимаешь, я немедленно ухватился за такую возможность. Так что теперь я участковый врач.
– Представляю! Участок величиной с Францию?
– И еще Италию, Швейцарию и половинку Бельгии. Зато у меня будет возможность помогать лесному народу. Самолет есть, а с Джоном хочу договориться о лошадях. Заодно и о проводниках. Его парни славятся по всей Амазонии.
– Наши парни хороши, это правда.
– Каса… ты тоже очень хороша. Правда-правда! Если бы я не боялся тени старого Ричарда Карлайла, то сказал бы, что ты истинная королева…
Каседас посмотрела в серые глаза Алехандро Аркона, одного из немногих членов этой семьи, к которому она относилась с доверием и симпатией, и просто сказала:
– Не надо бояться прошлого. Ричард умер. Упокой Господь его душу.
– Да… Дикое Сердце… Он оставил замечательного сына и прекрасный дом. Каседас?
– Да, Алехандро?
– Поскольку мы соседи… Можно, я буду навещать тебя иногда? Тебе здесь довольно одиноко, когда Джон в Нью-Йорке или в Лондоне…
Каседас загадочно улыбнулась.
– Сдается мне, скоро кое-что изменится. Но тебе я всегда буду рада. Прилетай, когда соскучишься.
Алехандро рассмеялся и поднес к губам маленькую ручку.
– В таком случае я буду прилетать каждый день, моя королева…
Кончита сидела на кухне и обмахивалась огромным веером. Чимара, устроившаяся рядом на маленькой скамеечке, отчаянно зевала. Кончита не обращала на это никакого внимания и разглагольствовала в свое удовольствие:
– …Потом можно ведь и потрошка пустить в дело! Суп из потрошков да со свежими сливками и зеленью – это же сказка! По утрам будем печь блинчики с кленовым сиропом. Знаешь, какие блинчики пекут негры на Миссури? Не знаешь, потому что ты глупая и бестолковая индейка! Это румяные блинчики, из которых так и брызгает масло, есть их надо с пылу с жару, а сироп поливать не пипеткой, как пишут в поваренных книгах, а настоящей ложкой…
– Кончита! Я толстею от одних твоих слов!
– Тебе не повредит! Я-то знаю, почему ты толстеешь, нахалка! Рикардо, стало быть? Ладно, не красней. И тем более – теперь тебе надо есть за двоих!
– Кончита!
– Что Кончита? Я вырастила прорву детей, были среди них и беленькие, и черненькие, и шоколадные, и желтенькие, а вот на свет все появлялись одинаково. Совершенно одним и тем же способом. И делали их примерно одинаково, хм! Ну, про это ты уже знаешь. Так вот. Специально для тебя расскажу еще один рецепт. Тушеная баранина с молодым картофелем, чесноком и тимьяновым медом…
Чикита стояла в пустом пока холле и рассматривала Летнюю Рождественскую Пинию. Девочке очень нравилось красивое деревце, но еще больше ей нравились разноцветные коробочки под ним. В коробочках лежали конфеты, это Чикита знала совершенно случайно, но точно. Сама видела, как Кончита и мама клали конфеты и заворачивали коробочки в красивые бумажки. Всю ночь заворачивали. Чикита делала вид, что спит, но все видела.
Интересно, а есть среди этих коробочек ее, Чикитина?
Ну конечно, есть! Здесь же для всех? Значит, и для нее. Так, забираем одну коробочку… Ох и вкусная же конфета.
Что у нас дальше? Противная тетка, которая хотела украсть елку. Зачем такой вредине дарить отличную конфету? И елку она не хотела, значит, и подарок ей ни к чему.
Еще есть бабушки. Не Чикитины, конечно, чужие. Они сидят в голубой комнате, там тихо и прохладно. Бабушек там много, но две совсем никуда не годятся в смысле конфет. У них зубки вывалились. Не совсем, конечно, а в стаканчик с водой, но это же все равно! Разве можно есть конфеты без зубков? Еще две коробочки.
Мама отдала бы ей свою конфету, она всегда так делает, но Чикита не станет ее есть. Пусть мама ест сама и будет веселая, а то она плачет часто. Это все от недостатка конфет, спросите кого хотите.
Кончита… Кончита все время жалуется, что толстая, вот пусть и не ест конфету. Вообще-то жалко у нее отбирать, но с другой стороны… Ладно, можно откусить половиночку. А маленькую половиночку оставить Кончите.
Тетя Моли самая красивая! Ей мы отдадим и конфету, и все эти прекрасные фантики. Тетя Моли заплетет их в косы и станет прынцесса, а тогда дядя Джон влюбится в нее без памяти, поцелует ее и у них родятся деточки, а потом они… забыла, чего они там дальше в сказке должны делать…
Чикита заснула прямо на полу с блаженным выражением на перепачканной шоколадом мордашке, сжимая в руке недоеденную конфету…
Джон прицелился и безошибочно выудил Марисоль из кустов рододендрона.
– Не прячься, красавица! Тут тебя хотят видеть.
– Ох, сеньор Джон…
– Я тебе дам сеньора. Эстебан! Я ее нашел. Знакомься. Амачиканоисасьянарари. Можно Марисоль. Художник-самородок и золото, а не женщина. Все эти шикарные тряпки на моих барышнях – ее рук дело. Марисоль, это Эстебан Фагундес, он архитектор из Каракаса и мой большой друг. Кроме того, он владелец небольшой дизайнерской студии, потому что по первому образованию он художник. Ты только не пугайся и не плачь сразу, но… мы с ним хотим отправить тебя учиться на курсы в Каракас, а потом ты сможешь поработать у Эстебана в студии… Я кому сказал, не плакать!!!
– Сеньор Джон! Я же за вас… Святая Мария… Сеньор Джон!..
– Э-э-э, Марисоль, я вам должен сказать, что учиться, по моему мнению, нужно у вас. Такое потрясающее чутье, такая колористика, да еще и натуральные краски, это же чудо! Помимо того что это можно сразу выделять в отдельную дизайнерскую линию, это еще и невообразимо красиво… Ну не плачьте, прошу вас. Мы с этим бандитом вас напугали?
– Да я от радости, сеньор. От радости. Аж сердце рвется…
К вечеру духота стала невыносимой.
Тюра Макфарлан попыталась встать со скамейки, но это ей не удалось, по крайней мере не с первого раза. Выпитый ром давал о себе знать, хотя благодаря скандинавским и шотландским корням Тюра обладала повышенным иммунитетом к спиртному.
