Было у него доме моды и еще одно дельце: увидеться с Гарсией и сообщить ему, чтобы он раз и навсегда выкинул из головы даже мысли о Джемайме.
Однако сообщать брату ничего не понадобилось. Тот все понял и сам.
— Вижу, ты добился-таки своего, — усмехнулся он, встретив Энрике в коридоре и дружески ткнув его под ребра. — Джемайма сегодня прямо вся светится. А эта томность во взгляде, расслабленность в движениях… Знаю я, после чего она появляется. Подробностями поделиться не хочешь?
— И не подумаю.
Гарсия театрально вздохнул.
— Почему-то я так и подозревал.
— Вот и держись от нее подальше, — на всякий случай все же предупредил Энрике.
— Заметано, — легко согласился Гарсия и, на прощание хлопнув брата по плечу, отправился в свой кабинет. Заметив, какой взгляд тот бросил на ножки идущей навстречу молоденькой портнихи, Энрике усмехнулся. Братишка верен себе!
Из комнаты Джемаймы доносились голоса. Сначала Энрике не обратил на них внимания, думая, что она слушает радио. Однако звук знакомого холодного и рассудительного голоса заставил его замереть на месте. Отец предлагал Джемайме какую работу. Интересно, какую?
— И что я должна делать? — спросила его Джемайма.
— Ну, добиться желаемого можно несколькими способами. Возможно, достаточно будет просто его попросить. Объясните, что если вы ему по-настоящему дороги, если он и вправду о вас заботится, то должен пойти на эту маленькую жертву.
— Забудьте, — коротко ответила Джемайма. — Я не смогу убедить Энрике оставить его дело.
Виски у молодого человека вдруг резко сдавило, в ушах зашумело.
— Но, возможно, — размышлял вслух его отец, — до этого даже не дойдет. Энрике и так уже настолько увлечен вами, что подзапустил дела компании. А он поставил на карту все. Не успеет сдать спорткомплекс в срок — прогорит. Так что, если вы будете столь же удачно отвлекать его от дел, все закончится само собой, причем как раз к его тридцатилетию — это наш с ним условленный срок. Мы договорились, что, если он не преуспеет на избранном поприще к тридцати, то возвращается ко мне в компанию.
Неимоверным усилием воли Энрике заставил себя стоять тихо, мучительно ожидая ответа Джемаймы. Не может быть, чтобы она оказалась замешана в подобной гнусности! Она ни за что не согласится участвовать в этом заговоре! Но пауза что-то затягивалась.
— Откуда вам известно, что дела у Энрике идут не очень хорошо? — наконец спросила Джемайма. Другие слова хотел он услышать из этих уст!
— У меня свои источники информации, я ведь вам уже говорил. Неужели вы сомневаетесь, что я полностью в курсе всего, что происходит у него на стройке?
— О нет, ничуть. Вы, кажется, не привыкли упускать из виду ни мельчайшей подробности.
Энрике чудилось, что у него вот-вот разорвется сердце, так неистово билось оно в груди. Неужели все это не сон? Его отец и его возлюбленная сговариваются у него за спиной, чтобы самое важное дело его жизни окончилось бесславным провалом?
А он — он стоит и молча слушает, как они плетут нити бесчестной интриги!
— Поверьте, я далек от мысли силой заставлять Энрике отказаться от мечты. — Голос Франсиско Валдеса звучал, как всегда, спокойно и рассудительно. — Вы оба взрослые люди. Но если окажется, что из-за своего увлечения он не способен справляться с работой, не будет ли это лучшим доказательством того, что я сказал о его характере? Да и потом, я уверен, в глубине души он и сам давно уже разочаровался в своей затее. Он уже готов вернуться, Джемайма. И вы всего лишь поможете ему осознать это.
Резко повернувшись, Энрике зашагал прочь, не в силах слушать дальше. О, поведение отца его не удивляло, нет! Франсиско Валдес вечно норовил вмешаться в жизнь сыновей, и Энрике знал: желая достичь поставленной цели, отец способен пойти на довольно-таки нечестные методы. Все, разумеется, во имя высших целей.
Но Джемайма! Он не хотел верить своим ушам. Неужели она с самого начала обманывает его? А вдруг отец нарочно устроил так, чтобы ее отправили на съезд, и она столкнулась в отеле с ним, с Энрике?
Он яростно помотал головой. Нет, это уже не имеет ровным счетом никакого смысла. Во-первых, все, что произошло между ним и Джемаймой в тот вечер, произошло спонтанно. Никто, даже самый хитроумный мастер интриги, не мог бы предугадать того всплеска страсти, что толкнул их в объятия друг друга.
А во-вторых, Джемайма, какой бы искусной актрисой ни была, не могла бы так достоверно изобразить потрясение, испытанное при известии, что у Гарсии есть брат-близнец. Она не могла соблазнять Энрике по заданию отца, если даже не знала о его, Энрике, существовании.
Чувствуя, что подобные мысли способны свести его с ума, если он немедленно не поговорит с Джемаймой и не выяснит все лично, Энрике повернулся и пошел обратно к ее комнате. Так или иначе, но он докопается до правды!
К тому времени, как он добрался туда, Джемайма уже была одна — сидела за столом, уткнувшись лицом в ладони и, кажется, плакала. Такая несчастная, жалкая — точно раненый зверек. Но Энрике замкнул сердце на замок и решительно подошел к столу.
Джемайма вскинула взгляд. Глаза ее блестели от слез.
— Энрике… — Она медленно поднялась, но не поспешила броситься ему на грудь, как непременно поступила бы в иных обстоятельствах. — Ты давно здесь?
Он кивнул.
— Достаточно давно. Насколько я понял, у тебя тут был интересный гость — мой отец.
— Ты… ты слышал наш разговор?
Он снова кивнул.
— Ну, разве мы с тобой не пара? — горько рассмеялась Джемайма. — Родственнички у нас… что твой отец, что моя тетя…
И тут самообладание оставило Энрике. Шагнув к Джемайме, он крепко схватил ее за плечи, встряхнул.
— Как… как ты могла? Как могла сговариваться с моим отцом погубить меня, испортить всю мою жизнь? А я-то, болван, считал, будто все, что происходит между нами, — настоящее.
Он отпустил ее так же резко, как схватил, и шагнул в сторону, презрительно глядя на нее.
Джемайма смотрела на него огромными, полными ужаса глазами.
— Но ведь так и есть! Это все настоящее! Я не… Энрике, много ли ты слышал из нашего разговора?
— Вполне достаточно для того, чтобы узнать главное. Ты должна отвлекать меня от работы, пока я не прогорю окончательно и бесповоротно и не приползу на коленях к отцу искать тепленького местечка.
Лицо Джемаймы исказилось от такой неподдельной муки, что сердце Энрике дрогнуло. Но из роли обвинителя выйти он уже не мог.
— Что, я не прав? Разве вы с отцом не об этом тут говорили? Разве не это он тебе предлагал?
Джемайма медленно покачала головой. По щекам ее катились слезы.