— Нельзя! — сказала укротительница Тори.
Странные вещи происходят со временем. Оно то спешит, то останавливается. Кто-то боится, что Тори опять сделает непоправимую ошибку.
— Нельзя, — нежно повторяет Тори, — я сделаю это сама.
И она укладывает его голову на подушечку. И сама расстегивает ему рубашку и брюки. И вытаскивает ремень, и расшнуровывает ботинки. И он ей не помогает его раздевать, хотя она кряхтит и мучается — попробуйте снять мокрую одежду с мокрого человека, который к тому же сидит в ванне! Вот только брюки он снимает сам, отвернувшись от Тори. Потому что понимает, что ей еще рано видеть то, чего она так привыкла бояться. Так, стоя на коленях и отвернувшись от нее, он снова открывает кран и пускает струю горячей воды в колпачок с апельсиновой пеной. И только когда пена поднимается ему до пояса, он поворачивается к Тори лицом и ложится в ванну напротив нее. И они лежат с закрытыми глазами, отдыхая и согреваясь. А потом одновременно открывают глаза и видят на стуле возле ванны котенка. Он, видимо, забежал вслед за ними и теперь сидит и удивленно смотрит на своих хозяев, наклонив ушастую головку.
— Давай искупаем Ушастика в ванне, — предлагает Тори.
Ты что, — возмущается Алан, — он же еще маленький, его надо купать в тазике. Лучше искупаем тебя. Хочешь, я помою тебе спинку?
— Ну давай, — неуверенно соглашается Тори и садится к нему спиной.
Алан немного спускает воду, так что прогретая спинка вырастает из пены, но все остальное пока скрыто. Тогда он наливает на ладони душистый гель и начинает намыливать это смуглое чудо. Он водит большими ладонями по ее спине, потом неторопливо моет ей плечи, руки до самых пальцев и каждый пальчик в отдельности. Тори чуть слышно постанывает от удовольствия, ощущая ласку его больших теплых рук. Они очень скромные, эти знакомые ладони. Нежно моют ее шею, плечи, руки, спину, осмеливаются пробраться вперед, намылить узкие бока, живот, одна ладонь осторожно скользит между напрягшихся в ожидании грудей, но не касается их, а снова соединяется с другой рукой, и они обе начинают старательно смывать с Тори мыльную пену. Тогда она не выдерживает и со сдержанным гневом напоминает:
— Ты же не всю меня вымыл!
— Ах, прости, — спохватывается он и снова наливает гель на ладони.
Теперь они, скользнув по бокам, добираются до ее ждущих грудок и нежно намыливают их круговыми движениями. Потом смелеют, и захватывая прелестные полушария в плен, слегка их мнут, одновременно потирая большими пальцами ягодки сосков. Тори вздыхает все глубже и глубже. А Алан уже смывает мыльную пену, одной рукой направляя на каждую грудку струю из душа, а другой продолжая ее вкрадчиво тискать.
— Ну вот, ты чистая ровно наполовину, — удовлетворенно сообщает он. — Теперь стань, пожалуйста, киской.
— Как?!
— Опустись на четыре лапки, чтобы я мог помыть все остальное.
Тори, помедлив, выполняет его просьбу, открывая жадному взгляду Алана влажные полушария ягодиц. Он намыливает их гелем, скользя ладонями по этим восхитительным округлостям, а затем по внутренним и внешним поверхностям гладких бедер. И Тори, наслаждаясь, невольно выгибается, как настоящая кошка. Когда она приподнимает попку, он позволяет своей ладони скользнуть между бедер и начинает намыливать кудрявый холмик. Тори, постанывая все громче, сама не замечает, что раздвигает бедра, чтобы ему удобнее было проникать в самые скрытые уголки ее тела. И его ловкие пальцы осторожно раздвигают губки и скользят вдоль нежной складочки, которая все сильнее набухает от этих движений. А его осмелевший палец уже добрался до маленького отверстия и нечаянно, как бы поскользнувшись, проник туда. И тут же вышел обратно. Но изнемогающая от удовольствия очаровательная кошка застонала нетерпеливо и досадливо, и послушный палец снова проник в дырочку, уже глубже. И еще раз, и еще... А вторая рука Алана тем временем продолжала гладить наливающиеся желанием губки. Наслаждение от этих ласк все нарастало и нарастало. Тори вздыхала, выгибалась, постанывала и вдруг ощутила маленький, сладкий взрыв, и ее узенькое влагалище нежно охватило на миг палец Алана.
Это случилось с ней впервые, и она, ошеломленная, еще немного постояла на четвереньках, приходя в себя и ощущая, как леденящий зажим, с которым она жила все эти годы, куда-то исчез. И теперь все ее существо готово полноценно наслаждаться радостью жизни. Тогда новая Тори, смелая и свободная, и даже немного бесстыдная, повернулась к Алану. Она хотела, чтобы он видел ее всю. И он смотрел на ее круглые груди с налитыми алым соком сосками, на чуть выпуклый живот и на черный треугольник, который расходился внизу на две припухшие губки, между которыми выглядывал розовый язычок.
— Тори, Тори! — простонал Алан и постарался прикрыть рукой совершенно неуправляемый сейчас орган, который неудержимо вставал из апельсиновой пены, устремляясь навстречу его возлюбленной. Но Тори отвела эту укрывающую руку, и то, что она увидела, показалось ей прекрасным. Это было похоже на удивительное растение с крепким, мощным и в то же время нежным стволом, заканчивающимся алым бутоном. На конце бутона вдруг проступила прозрачная капелька, и любопытная кошечка, нагнувшись, слизнула ее.
— Тори, любовь моя, что ты делаешь, я не выдержу!
— И не надо! — прошептала Тори.
Она приподнялась над этим чудным растением и стала медленно опускаться на него, впуская бутон в свой разнеженный сладострастием шелковый коридор. Ее руки легли на плечи Алана, а открытые губы, тяжело вздыхая, искали его губы. Их жаждущие рты соединились, и его язык глубоко проник в нежность ее рта, а руки сжали ее груди. Она ощутила себя наполненной им со всех сторон до отказа и вдруг почувствовала, как горячий стержень, который медленно и неуклонно заполнял ее снизу, взорвался фонтаном горячей жидкости. И тут судорога величайшего в мире наслаждения потрясла все ее тело. Оторвавшись от губ Алана, она закричала мелодично и в то же время пронзительно, как кошка. И услышала в ответ его рычание. Маленькая пантера и ягуар наконец соединились и породили нечто божественное, разлившееся по ванной комнате розовым светом. Запахло раздавленными тропическими цветами.
И Тори поникла, подхваченная сильными руками любимого. Он нежно целовал ее горящие щеки, шею, грудь и плечи, пока она не открыла глаза. А она с тихим упоением прислушивалась к шевелению внутри себя его зверя. Да, это оказался все же не цветок, а зверь. Но сказочный и прирученный ею зверь. Она прошептала:
— Не выходи... Я хочу, чтобы он оставался там всегда.
Только когда он пообещал навещать ее шелковый коридорчик как можно чаще, она нехотя согласилась на временную разлуку.
