Ник видел, как уезжала Клер. Он стоял у окна в каком-то холодном оцепенении, сковавшем руки, ноги, тело и подбиравшемся к сердцу. Он видел, как ее машина медленно отъехала от дома, мигнув перед выездом на дорогу янтарно-желтым сигналом левого поворота.
Он еще долго смотрел в окно. Дом был пуст и молчалив. Ник поднялся по винтовой лестнице на верхний этаж башни.
Комната Клер. За прошедшие полгода эта гостиная на верхнем этаже башни неразрывно связалась в его сознании с образом жены. Он медленно обошел вокруг. Коснулся рукой маленького диванчика, где они так часто сидели вдвоем, дотронулся до письменного стола, за которым Клер писала письма, задержал взгляд на серебряном кофейном сервизе, к которому так часто прикасались ее руки.
Легкий аромат роз стоял в воздухе. Ее аромат. Он вдруг почувствовал, что не может оставаться здесь ни минутой дольше. Ник стремительно сбежал по крутой спирали лестницы и направился в то крыло, где находилась их спальня.
Он вошел в спальню и остановился. Медленно подошел к кровати и увидел конверт. Дважды прочел записку и скомкал ее в кулаке. Гнев и боль накатились на него тяжелой душной волной. А когда его взгляд упал на музыкальную шкатулку, которую он подарил Клер на Рождество, то понял, что не может больше оставаться здесь.
Схватив кожаную куртку, Ник сбежал вниз.
— Я ухожу. Не ждите меня к ужину, — крикнул он миссис Свифт по пути к двери.
Он забрался в «мазерати», пристегнув ремень и рванул машину с места. Через полчаса он был на шоссе, ведущем на запад. Ник не знал, куда направляется. Он просто хотел уехать прочь, как можно дальше отсюда.
Найти работу оказалось нетрудно. Выжить в течение первых двух недель — невероятно сложнее.
Первой неприятностью была встреча с тетей и дядей. Запинаясь, Клер объяснила им ситуацию, включая условия их соглашения с Ником.
— Милая! — всплеснула руками тетя. — Не могу поверить в это! Я могла бы поклясться, что вы любите друг друга!
— И я тоже, — негромко добавил дядя Дэйл, глядя на Клер своими внимательными серыми глазами.
Племянница отвела взгляд.
— Нет, — сказала она. — Все это было притворством. Мы заключили договор.
Они не поверили ей, но, слава богу, не стали спорить. Она несколько раз ловила на себе их пытливые взгляды. Очевидно, родных одолевали сомнения в правильности ее поступка.
Второй трудностью была встреча с Ритой.
— Клер Кендрик-Каллахэн, мне хочется положить тебя поперек колена и хорошенько отшлепать! — заявила подруга, сверкая глазами. — О чем ты только думаешь?
— Я должна была уйти! Должна! Как ты не понимаешь?
— Ты просто рехнулась. Можешь ты, глядя мне в глаза сказать, что не любишь своего мужа?
Нет, не могла, но все-таки попыталась.
— Кого ты хочешь обмануть? Свою старую подругу? — фыркнула Рита.
Клер разрыдалась. Рита обняла ее, и скоро они плакали уже вдвоем.
— Это просто смешно, — сказала Рита, когда слезы, наконец, высохли. — Ты любишь Ника, и он не давал никаких поводов думать, что хочет расстаться с тобой. Вы женаты только полгода. Это не так много, чтобы окончательно расстаться с мыслью о ребенке. Может, ты немного поторопилась, Клер?
Клер пожала плечами.
— Я не знаю. Но Ник не любит меня. Если бы любил, то сказал бы об этом. Попросил бы остаться. Но он этого не сделал. Он согласился со мной.
— Так ты его еще обвиняешь? После того, как сказала, что больше не нуждаешься в нем? У него есть гордость. Чего ты ожидала? Что он будет умолять тебя на коленях остаться? Это не в его стиле. Ник Каллахэн не из тех, кто будет падать ниц.
— Я знаю, что ты права, Рита. Все дело в том, что он не любит меня, а для меня такая жизнь стала невыносима. Давай не будем больше говорить об этом. Я сделала то, что должна была сделать. У нашего брака не было будущего.
— Он уже подал на развод?
— Не знаю.
Рита задумчиво посмотрела на подругу.
— Если бы подал, тебе прислали бы извещение. Может, он не собирается делать этого?
Слабая искорка надежды зажглась в груди Клер. Но тут же погасла.
— Собирается.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что на прошлой неделе он прислал мне всю одежду, меха и драгоценности, которые я оставила. Все. И записку, что не возьмет обратно машину. — У Клер защемило сердце, когда она вспомнила ледяной тон записки. — Он написал, что все это, включая «мерседес», принадлежит мне в качестве «платы за оказанные услуги». — Клер проглотила комок, застрявший в горле, не имея права возмущаться колкостью мужа. Она первая нанесла удар по его гордости, и он ответил тем же.
— Ну и ну, — сказала Рита. — Ник здорово обижен. И что ты намерена делать? Оставишь все добро себе или вернешь ему?
— Я бы предпочла вернуть, но знаю, что произойдет дальше. Он просто опять свалит всю эту кучу у моих дверей. — Клер потерла виски, пытаясь прогнать навалившуюся усталость. — У меня нет сил, бороться с ним, Рита. Наверное, я просто передам все это в детский дом в Буффало.
Самым трудным для Клер, оказалось посещение «Пайнхэвена» и разговор с доктором Филлипсом. Едва она переступила порог этого заведения, как на нее нахлынули воспоминания. Она вспомнила, как заехала сюда в день свадьбы, и с каким восхищением прикасалась Китти к ее фате. Вспомнила доброту и терпение Ника, когда они вместе навещали мать. И тот последний раз, когда она видела Китти здесь… Клер прогнала воспоминания. У нее есть обязательства, и она должна их выполнить.
— Мне нужно точно знать, сколько денег заплатил мой муж за последние месяцы, — сказала Клер доктору Филлипсу.
Затем она с той же целью позвонила в больницу. После разговоров с пятью служащими, кивавшими друг на друга, она, наконец попала на милейшего человека по имени Ричард Эдвардс, который пообещал ей, что пришлет копию счета за лечение ее матери, несмотря на то, что он полностью оплачен.
— Ник, ты уверен, что хочешь именно этого?
Избегая смотреть Тиму в глаза, Ник отвернулся к окну. Линия горизонта едва виднелась сквозь серые облака. Он вспомнил, как в один из таких же пасмурных дождливых дней впервые пригласил Клер к себе в кабинет и попросил ее написать статью о нем. Это было всего год назад. Ему было трудно поверить, что он знает Клер всего только год.
— Ты разговаривал с Клер после того, как она ушла? — настаивал Тим.
Ник наконец посмотрел на друга.
— Нет.
— Почему? — спросил Тим. Его веснушчатое лицо было хмурым.
— О чем говорить? Клер себя полностью раскрыла. Она больше не нуждается во мне.
Тим нахмурился еще сильнее.