— А вы когда-нибудь задумывались над тем, к какой среде принадлежите? — спросила Эбби.
— Нет, я об этом не думаю. И никогда не думал.
— А вот я все время об этом думаю, — с тоской призналась она.
В комнате стало заметно теплее, но Эбби, похоже, еще не согрелась. Она сидела, обхватив себя руками, на огромной кровати и казалась похожей на несчастного перепуганного ребенка и на желанную женщину — правда, завернутую не в самую привлекательную упаковку.
Пол решил, что для начала он утешит ребенка, а потом займется женщиной. Он встал и молча скрылся в ванной. Эбби услышала шум воды. Она вытащила из пиццы маслину и пожевала ее. Потом достала из кармана мятый бумажный платок и вытерла пальцы. Пальцы остались липкими.
Какой позор! Даже не сумела достойным образом устроить медовый месяц для одной-единственной персоны!
Журчание воды в ванной приобрело новый тон, и через миг на пороге появился Пол и, отвесив поклон, возвестил:
— Мадам, ванна готова.
— А это не опасно для жизни?
— Не извольте беспокоиться! Температура воды отличная, и током вас не ударит — чтоб я сдох! Поверьте бывшему летуну на слово.
Пол сидел в номере, слушал журчание воды и мысленно рисовал картину: Эбби сбрасывает на пол пижаму, пробует воду ногой… Внутренним взором он видел, как ее восхитительная попка приближается к водовороту в ванне, как Эбби закрывает глаза и склоняется к горячему потоку, щекочущему ее нежную кожу, как острые розовые соски…
— Господи, помоги! — буркнул он, подошел к окну и уставился на голубя, разгуливавшего по карнизу. Вот к нему присоединился другой, и они сладко заворковали. — Черт! — Пол отскочил от окна и, засунув руки в задние карманы джинсов, принялся мерить шагами комнату.
Минут через пятнадцать он негромко постучал в дверь ванной.
— Эй, есть там кто живой? Я заказал кофейник горячего кофе для себя и кувшин горячего шоколада для вас, а еще бутылку вина. Для поднятия духа. Кстати, на двери ванной висит банный халат.
— Как мне сладить с этой штуковиной? Что куда повернуть?
— Вы и вправду хотите, чтобы я вошел и показал? — Одно слово — и его самолет уйдет в пике. Однако слова не последовало. — Вылезайте, надевайте халат и выходите. Я сам все сделаю. — За такие муки его надо причислить к лику святых еще при жизни.
Через десять минут Эбби сидела в кровати, облокотившись на гору подушек, с бокалом вина, а забытый горячий шоколад остывал перед ней на столе. Она согрелась, расслабилась и чувствовала себя в безопасности. И даже если это блаженное ощущение было всего лишь следствием выпитого вина, все равно она им наслаждалась на полную катушку.
Пол задумчиво крутил ножку бокала в своих больших сильных руках. Вдумчивый по природе, он наконец выбрал нужный подход.
— Какого черта вы решили, что если вы с Генри добрые соседи, то и супруги из вас выйдут не хуже? Да вы уже через месяц вымотали бы друг другу все кишки!
Пожалуй, крутовато. И вообще, долготерпение никогда не входило в число его главных добродетелей. А тут еще этот халат! Хотя он и толстый, но слишком просторный: то и дело приоткрывает то одно, то другое… Оставалась голой шея, и Пол видел холмик груди как раз там, где проходила демаркационная линия и где кончались веснушки. А если добавить к этому, что Эбби пахла душистым мылом, солнцем и женской сладостью, а веки у нее начинали закрываться, то Полу оставалось лишь уповать на свои добрые намерения.
— Зачем вы согласились выйти замуж за Генри? — уже спокойно спросил он.
— Наверное, из-за бабушки. Она была… У нее были… Можно сказать, у нее были очень высокие стандарты. И она Генри одобрила бы.
— В качестве мужа для вас? — Пол усмехнулся. — Ну это вряд ли! Ведь она вас прекрасно знала.
Пол снова наполнил бокал Эбби, и слово за слово она рассказала ему про свое детство в коммуне хиппи, где росла на воле как цветок. Рассказала и о том, какой пугающей бывает свобода, когда она ничем не ограничена.
— Вокруг все только и говорили о любви, но не думаю, что хиппи так уж любили друг друга. Порой мне хотелось сказать: вон тот лжет, а вот эта совсем не такая, какой хочет казаться… Но я не могла: ведь мы были одной большой семьей.
Эбби нахмурилась, а Пол, к собственному неудовольствию, обнаружил, что даже морщинки на ее веснушчатом лбу могут его возбуждать. Он повернулся, чтобы не видеть ее прямо перед собой, и попробовал подумать о чем-нибудь отвлеченном. Черт! Старается быть ей другом, а сам только и думает о том, как бы прижать ее к себе и слиться с ней воедино, а потом можно и умереть!
— Знаете, когда я была маленькой, я даже думала, что меня украли у настоящих родителей. Теперь я знаю, что многие дети рано или поздно проходят через такие сомнения.
— Вы очень похожи на Мэри, — пробурчал Пол. — И когда доживете до ее возраста, будете такой же красивой.
Эбби улыбнулась.
— И все же я все время чувствую себя вроде как… будто я ничья. — Она вздохнула и отпила глоток вина.
А когда облизнула губы, Пол закрыл глаза. Ничья? — мелькнула жаркая мысль.
Он вздохнул и, напустив на себя рассеянно-небрежный вид, сбросил туфли и лег на край кровати. Закинул руки за голову и попытался убедить себя самого, что Эбби просто случайная знакомая и что он, черт его побери, вовсе не влюблен в нее до безумия. Ничего не вышло.
Они лежали и говорили обо всем: о ее семье и о том, как она переехала жить в Северную Ирландию к бабушке, которая так и не простила дочь, сбежавшую из дому в восемнадцать лет.
— Не знаю, оформили предки брак или нет.
— Думаю, для них это значения не имеет.
— А для миссис Фэрфакс? — Эбби усмехнулась, а потом рассмеялась. — По-моему, она жутко рада, что я больше не угрожаю благополучию ее драгоценного Генри. Вряд ли я ей понравилась.
— Добро пожаловать в клуб угрожавших благополучию Генри! — хмыкнул Пол. — Эбби, а почему вы решили учить детей?
— Бабушка была школьной учительницей. Она ушла на пенсию вскоре после того, как я переехала к ней. У нее был артрит. А я очень скучала без Джун, Мей и Эйприл. И еще мне нравилась упорядоченная жизнь. Думаете, это глупо?
— Вовсе нет. — Особенно для ребенка, который начал свою жизнь в коммуне хиппи, мысленно добавил он. — Ну и как, довольны своим выбором?
Отпив глоток вина, она кивнула:
— Вполне.
И то слава Богу! Хотя, если откровенно, на преуспевающую и довольную жизнью женщину она не слишком похожа. А на большую любительницу упорядоченной жизни и того меньше.
— Мой отец был военным летчиком, — помолчав, сказал он. — Я его не знал. Он погиб в тренировочном полете за полгода до моего рождения. Незадолго до этого мама поступила в колледж. Они собирались пожениться, когда он приедет в отпуск, а он разбился. Мать бросила учебу и устроилась на работу в лабораторию. Платили какие-то гроши…
