Реджина нехотя разговаривала с ним, и он не мог винить ее. Ему не удавалось поговорить с ней с глазу на глаз, а поскольку Марти и Барбара намеревались задержаться, у него не оставалось другого выбора, как вернуться к этому разговору на работе утром. И Дезмонд не удивился, когда Реджина не пошла провожать его до двери, чтобы попрощаться.
Разочарованный, он уехал домой, увозя в кармане рождественский подарок, который купил для нее.
В понедельник утром Реджина позвонила на работу и сказала, что плохо себя чувствует.
Она не заболела. Ей стало многое известно, и теперь она была полна решимости защищать себя и свое будущее. Ничего другого ей не оставалось, потому что она могла вот-вот потерять работу, которую любила. Правда, подслушивающий не всегда все слышит правильно, но смысл слов Дезмонда не оставлял никаких сомнений. Он намеревался избавиться от сотрудников Эстер. От нее и Стеллы.
Это означало, что в тот самый день, как он стал пленять ее своими чарами, у него уже был определенный план. Работа над статьями и исследование научили ее не делать поспешных выводов. Она могла понять отчаянное желание Дезмонда спасти газету от финансового краха, но она была в неведении, что он намеревался для этого сделать. Когда они встретились и были еще мало знакомы, Реджина не могла осуждать его за то, что он вынашивал планы, чреватые для нее последствиями.
Но у нее не укладывалось в голове, как он мог все это время обманывать ее. Это было трудно понять и еще труднее простить.
Как он мог слушать, как она делится своими надеждами и чаяниями, зная, что собирается разрушить их? Как он мог предаваться любви с ней и скрывать то, что представляло для нее большую важность? И что хуже всего, как он мог слушать ее откровения о замужестве, стоившем ей потери самой себя и своей мечты, и умолчать о своих планах, нарушающих ее планы?
Скрытность — что лживость, подумала Реджина. Она всеми силами старалась понять его. Но то, что он сделал, она восприняла как пощечину и не собиралась прощать ее или делать вид, что ничего не произошло.
Как это ни странно, Дезмонд сам подсказал ей что делать, и сегодня она не пошла на работу, чтобы подготовить резюме о своей творческой деятельности, прежде чем послать его по телексу редакторам журналов в Сан-Франциско. После этого останется только ждать ответов с предложениями. Как ей ни пришелся по душе Абердин, в ее родном городе возможностей гораздо больше, чем здесь. В этом Дезмонд был прав.
Решено! Она возвращается обратно.
— Что это ты сегодня дома? Проспала после бурного празднования Рождества? — с порога спросила Мэгги, когда Реджина открыла ей дверь. — Я увидела твою машину внизу и сразу поняла, что ты дома. Думаю, небось, отсыпается.
— Поэтому ты решила меня разбудить? — в тон ей ответила Реджина.
— Ха! — Мэгги плюхнулась в кресло и посмотрела на портативную пишущую машинку с листами бумаги. — Я смотрю, ты работаешь дома.
— Нет! Собираюсь искать новую работу. — Реджина вытащила из каретки напечатанные страницы. — Наверное, скоро у тебя будут новые соседи.
При мысли об этом у Реджины похолодело внутри. Она не хотела покидать свой дом в этом городе, не хотела терять приобретенных здесь друзей. Но сейчас, когда она нашла свое призвание и уже не могла бросить писать, в Абердине для нее перспектив не было.
— Да ты что говоришь! — Мэгги замахала руками. — Давай выкладывай, что у тебя стряслось. Почему ты ищешь работу?
Стиснув кулаки, Реджина рассказала о финансовом положении газеты и о планах Дезмонда:
— Нам со Стеллой укажут на дверь, а в газете будут публиковать новости. Я же надеюсь пристроиться в Сан-Франциско, где выходит много изданий, в том числе женские журналы. Резюме о моей работе не такое уж длинное, но те пять статей, что я написала, как я считаю без ложной скромности, должны произвести впечатление на издателей.
— Дай-то Бог! — Мэгги сочувственно посмотрела на подругу. — А я грешным делом подумала, что ты бежишь потому, что у тебя какие-то проблемы с Дезмондом.
— Вот уж нет! Не на ту напал! И потом — я не бегу, а поступаю мудро. Для меня здесь все ходы закрыты, поэтому я уезжаю.
Реджина выпалила это с бодрым видом, но то, как у нее сжалось сердце, говорило, что она не может лукавить перед самой собой. Она многого хотела добиться здесь, однако в сложившихся условиях ничего не могла сделать, чтобы осуществить свои мечты.
— Ну а что же Дезмонд? — продолжала допытываться Мэгги.
— А что тебе хочется про него услышать?
— Ладно, не скрытничай, — не унималась Мэгги. — Это на тебя не похоже.
Она положила руку на плечо подруги, и от этого дружеского, сочувственного жеста у Реджины выступили на глазах слезы. Впервые за многие годы.
— Он лгал мне без зазрения совести. На кого теперь я могу положиться?
Говоря это, Реджина хотела все же верить, что добросердечие, которое она почувствовала в Дезмонде, не наигранное, что он сожалеет о том, что произошло. Но она не знала, так ли это. Да и имеет ли это сейчас значение? У них был короткий любовный роман. Ее все время не покидало предчувствие, что он уедет, а сейчас она сама собиралась вернуться в Сан-Франциско.
— Начнем с того, что ты можешь положиться на меня, Стеллу, на своих друзей в газете. Держу пари, что и Дезмонд от тебя не отступится, если ты не будешь противиться.
В этом и состоит проблема, думала Реджина. Если она выслушает его, согласится принять его, предположив, что он этого захочет, она станет уязвимой. Не имеет значения, как страстно она любит его, а в этом не было никакого сомнения, она не допускала мысли о том, что позволит снова причинять себе боль.
Раньше она потеряла мужа, а сейчас — Дезмонда. Однако она нашла себя, и нашла не для того, чтобы лишаться этого дара, преподнесенного судьбой. Тем более, что отъезд Дезмонда, должно быть, уже предрешен.
Дезмонд сидел за столом в редакции, постукивая кончиком карандаша по папке с бумагами. Ему не доводилось встречать женщину, которая была бы настолько занята, чтобы не найти время для короткого разговора. В понедельник Реджина была не совсем здорова. Во вторник она пришла на работу и печатала на машинке статью, прослушивая через наушники запись на диктофоне. Когда он подошел к ней в обеденный перерыв, она сказала, что у нее назначена встреча, и убежала, вероятно догадываясь, что во второй половине дня он будет в больнице. Вечером того же дня ее телефон не отвечал. В среду утром Дезмонд был вне себя от злости.
Если уж на то пошло, он мог бы взвалить ее на плечи и отнести в заднюю комнату. Сегодня он не желал слушать никаких «нет».