На то, что Нэнси все же отважилась оставить мужа, он не смел и надеяться, поэтому запретил себе увлекаться этой идеей. Помучиться ему и так пришлось с лихвой — начинать все по новой не особенно хотелось.
Нэнси сидела на белой скамейке с черными металлическими ножками. Увидев ее, бежавший Курт перешел на шаг, так как ноги мгновенно налились тяжестью, а голова закружилась. Он смотрел на Нэнси с жадностью увидевшего в нестерпимую жару ручей путника, у которого давно закончился запас воды. Смотрел и счастливо улыбался, не обращая внимания на окидывающих его изумленными взглядами людей.
Нэнси пребывала в глубокой задумчивости. На ней были узкие брюки с контрастной отстрочкой и серый свитер. На концах косичек краснели завязанные узлом шнурки. В руках она держала лишь маленькую сумочку с круглыми деревянными ручками.
— Нэнси… — пробормотал Курт, приблизившись.
Она повернула голову, и ее прекрасные серые глаза просветлели.
— Курт! Как ты быстро! Я только что приехала.
Курт улыбнулся. Он и сам не понимал, как умудрился примчаться сюда в столь короткий срок.
Нэнси поднялась со скамьи и протянула ему руку. Он взял ее как хрупкую драгоценность, которую боялся уронить, пожал, порывисто поднес к губам и поцеловал. На щеках Нэнси заиграл румянец.
— Спасибо, что согласился со мной встретиться, — сказала она, робея.
— Это тебе спасибо, — ответил Курт, с неохотой отпуская ее руку. — За то, что позвала меня на эту встречу. Признаться, я уже и не надеялся, что снова тебя увижу. — Он сдвинул брови. — Ты не голодна?
Нэнси скорчила рожицу.
— Если честно — немного. Я сегодня не завтракала, не было аппетита. А сейчас вдруг почувствовала, что с удовольствием подкрепилась бы.
Курт понял, что и ему не мешает поесть. В последние дни он питался одними бутербродами и кофе, и то раз в день. Ни что-нибудь готовить, ни выбираться из дома ему не хотелось. Сейчас же, когда в Эдинбурге так неожиданно появилась Нэнси, он почувствовал, что ему требуется поддержать силы.
— В привокзальном кафе постоянно толпится народ, да и готовят неважно. Если ты не против, мы можем пройтись до ближайшего ресторанчика. Там довольно уютно. Вещей у тебя нет? — на всякий случай спросил он.
Нэнси улыбнулась и покачала головой.
— Я решила поехать в Эдинбург только сегодня утром, когда вышла от Генри. На автовокзал отправилась прямо от него.
Курт испытующе посмотрел в ее глаза, стараясь угадать, что именно привело ее сюда, но Нэнси поспешно отвернулась.
— Пойдем?
— Да.
Они шли мимо клумб с яркими осенними цветами. Курт чувствовал, что Нэнси нервничает, и напряженно ждал, когда она заговорит. Ее косички трепал ветер, и кончики красных шнурков взвивались, точно хотели улететь.
— Может, я покажусь тебе глупой… — начала Нэнси несмело. — Или непоследовательной, странной… Мне все равно. — Она глубоко вздохнула и продолжила решительнее: — Я приехала всего лишь для того, чтобы сказать: время, проведенное в Солуэе, было хоть и самым сложным, но и наиболее счастливым в моей жизни. Потому что рядом был ты.
От счастья земля качнулась под ногами Курта. Его охватило безудержное желание прижать Нэнси к себе, вдохнуть ее запах, окунуться в ее тепло. Но она не смотрела на него и шла на некотором расстоянии, наверное готовясь сказать что-то еще и борясь со стеснением. Он не стал ей мешать.
— Я запуталась в своих проблемах, слишком измучилась, поэтому и не оценила по достоинству ни твои советы, ни желание мне помочь… ни предложение, — продолжала Нэнси, идя вперед и глядя перед собой. — Как много ошибок мы совершаем в жизни!
Курт неотрывно смотрел на нее, ловя каждое слово, запоминая малейшее изменение выражения лица. Он чувствовал себя безгранично счастливым и при этом боялся даже думать о новом расставании. Безумно радовался словам Нэнси, но не мог представить, чем она закончит свою пылкую речь.
— Некоторые из ошибок нам, к счастью, удается исправить, — сказала Нэнси, бросив на Курта проникновенный взгляд. — Я рада, что опомнилась не слишком поздно.
Она волновалась, и у Курта от желания ее успокоить сердце рвалось из груди. Он коснулся ее руки и осторожно произнес:
— Если ты о нашей с тобой ситуации, то ни о каком «поздно» не может быть и речи. Если бы ты пожелала встретиться со мной через год или два, я бы все так же ждал тебя и был бы безмерно рад, как сегодня.
Нэнси посмотрела на него с благодарностью, застенчиво улыбнулась, облизнула губы и снова заговорила:
— Вернувшись домой, я постаралась забыть и об архитектуре и о наших с тобой разговорах. Получалось плохо. Точнее, мысли о тебе не оставляли меня ни на секунду. Но я упорно верила, что привыкну к новой затворнической жизни, жизни без тебя…
У Курта замерло сердце. Предчувствие близкого счастья уже согревало ему душу, но он все еще не рисковал поверить в него, позволить ожить надежде.
— Но в один прекрасный момент с моих глаз словно упала пелена, — призналась Нэнси. — Это произошло вчера утром. Я решила убраться в мансарде, стала перекладывать старые журналы, и в одном из них вдруг увидела статью о тебе с фотографией.
Ничего не понимаю, подумал Курт. Еще вчера утром она занималась уборкой — наверняка в доме, в котором живет с мужем, а сегодня встретилась с Генри, узнала у него мой телефон и приехала сюда. Куда же делся Том? Почему отпустил ее в «Арт Хонникер» и уж тем более в Эдинбург? Известно ли ему обо мне? Нет конечно. Тогда получается, что Нэнси уехала тайком от него. А мне всегда казалось, что она не способна на ложь, на предательство…
— Когда я взглянула на твою фотографию, у меня в голове что-то щелкнуло, — произнесла Нэнси после непродолжительной паузы. — Я опять вспомнила все твои слова и поняла: ты абсолютно прав. А еще впервые подумала о том, что, ответив отказом, причинила тебе боль.
Курт живо вспомнил первые дни после ее отъезда, когда жил словно в каком-то кошмаре, но плотнее сжал губы, чтобы не выказать своих чувств.
Нэнси вдруг остановилась прямо посреди тротуара и повернулась к тут же замершему Курту лицом. Мимо шли прохожие. На молодых людей, не сводящих друг с друга взгляда, они не обращали никакого внимания.
Нэнси выглядела сейчас не измученной жизнью женщиной, не женой, запуганной мужем, а влюбленной, готовой ради своего чувства пойти в огонь и в воду. При мысли, что это чувство вызвано им, Курту захотелось подхватить ее на руки и воспарить к небесам.
— Прости меня, — произнесла Нэнси, не опуская глаз. — Если бы мне выпал шанс снова пережить день отъезда из Солуэя, я повела бы себя совсем по-другому.
