занят своими делами.
– Ммм, понятно, – вешаю куртку на крючок, – а как Эмма поживает? Что рассказывает?
– Да много чего, – дочка резко закрывает рот рукой, будто пробалтывается о какой-то тайне. А мне только этого и надо было. Я услышала подтверждение слов об их общении.
– Варя…Варя…Ты же так кричала, что твой отец и Эмма низко пали в твоих глазах. Что же случилось, что ты поменяла свое мнение?
– А что в этом такого?– Опомнилась дочка и мгновенно пошла в наступление.– Ссора ведь между вами, почему я не должна с ней общаться? Надо уметь прощать, мама. Они оступились, да, но время ведь идет. Неужели их вечно теперь нужно ненавидеть? К тому же, ты тоже недалеко от них ушла. Не надо строить из себя правильную женщину. У тебя вон вообще был молодой любовник и что? Тебя же совесть не мучила?
Слышите? Нет? А ведь это мое материнское сердце безмолвно обливается слезами. Хотя на лице не дрогнул ни один мускул. Я не бью ее по лицу, хотя ладонь так и чешется. Просто разворачиваюсь и ухожу в комнату к Максу, который, не смотря на наши повышенные тона, спал крепким сном. Ложусь на постель и целую его макушку. На душе еще хуже, чем до приезда домой.
А вы еще говорите о каком-то призрачном стакане воды в старости.
Ну да, это точно не о Варе. Да, я не понимала, как такое возможно, когда родные тебе люди, а тем более дети, становились чужаками на фото. Но и не осуждала их за это. В тайне опасаясь такого поворота событий, я мечтала о крепкой и счастливой семье. Но… не сложилось. А тянуть все в одиночку, прощать все обиды и продолжать улыбаться лишь бы всем было хорошо… Я так больше не могла. Достаю из кармана брюк телефон и еще долго гипнотизирую мигающий курсор в пустом поле сообщения. Палец постоянно зависает над экраном, потому что я вся в смятении.
Шаг Эля, сделай его. С нас хватит!
И я ввожу давно стертые из телефона, но не из моей памяти цифры в нужное поле, а затем и само сообщение.
* Обещай мне, что не причинишь ей физической боли*
Зажмуриваюсь в ожидании ответа и не открываю глаз пока не чувствую вибрации в своей руке.
* Обещаю*
* Тогда я согласна*
* Хорошо. Я буду завтра у вас и мы все обговорим*
Но правильно говорят, что планируя что-то, не озвучивай свои мысли вслух. Потому что следующий день переиграл все по-своему. Дети еще спали, когда я выскочила в магазин за хлебом. Утро было не совсем раннее, но выходной день и поэтому народа во дворе фактически не наблюдалось. Кроме троих парней, которые восседали на лавочке у соседнего подъезда. Один из них, Миша, вроде бы недавно вышел на работу в ЖЭК и убирал двор. Но, видимо, недолго длилась его нормальная жизнь.
– Доброе утро, – приветствуют меня в меру уже «синие» парни, – а не поможете нам копеечкой?
– Увы, парни, не могу.
– Жаль, а то холодно тут, – один показательно засопел красным носом, который был таковым не то от реального мороза, то ли от водки.
– Простите, – спешу дальше и поражаюсь тому, как можно бухать в такой ранний час. Как представлю вкус водяры без закуси… брр.
Ныряю носом в шарф и бодро шагаю дальше, стараясь не навернуться на заледеневшем асфальте. Зима пришла неожиданно быстро и накрыла всех своим белым одеялом. Снег я любила, но вот лед на дорогах как-то не очень. И именно по этой причине мой поход за хлебом растягивается на добрых полчаса, вместо привычных пятнадцати минут. А когда возвращаюсь обратно, то вижу знакомую машину и резко торможу. Тело моментально пробирает озноб и это не из-за холодного воздуха, который я со свистом втягиваю.
Можно обмануть всех вокруг, но только не себя.
Я рядом с Матвеем похожа на один сплошной оголенный провод, куда ни ткни, везде искрит и плавится. И он вообще не облегчает мне мое существование. Особенно, когда выходит из авто с огромным букетом цветов. Теперь могу со ста процентной уверенностью сказать, что я наконец-то классифицировала то непонятное чувство, когда видела его рядом с дочкой. Ревность. И ревновала я вовсе не Варю, как это бывает у других матерей, которые не готовы делить своего ребенка еще с кем-то. Я ревновала ее так, будто она была моя соперница. Даже не смотря на его признания о том, что все чувства ненастоящие. У него возможно, а вот что же касается Варвары… Трудно в такого не влюбиться и это я исхожу из собственного опыта. Вижу, с какими глазами она выскакивает ему навстречу и как виснет на его шее, припечатываясь к его губам.
Спокойно, дыши и сделай вид, что все хорошо.
И я так и делаю, когда подхожу ближе.
– Доброе утро, – приветствую голубков.
– Привет,– счастливо выдыхает дочка и вновь ныряет в цветочный рай в ее руках. – Смотри, какой сюрприз мне устроил Матвейка.
Мы с ним синхронно морщимся. Никогда не позволяла себе настолько искривлять его имя. Он Матвей и точка, без всяких уменьшительно-ласкательных прозвищ и сокращений.
– Молодец, – сжимаю губы, – Варя, будь добра занеси хлеб наверх.
– А ты?
– А я молоко забыла купить. – Абсолютно не хочется ехать в лифте в их компании и видеть обжимания. – Поднимайтесь без меня.
– Давайте вам помогу, – Матвей переводит взгляд с дочери на меня, – Варь, ты же не против, если я подброшу твою маму к магазину. Чего она должна идти по такому холоду и льду?
– А тебе точно нужно это молоко? – переспрашивает Варя и смотрит так, будто я ей перепортила весь день.
– Я заодно куплю тебе твои любимые конфеты, – улыбается Матвей. Той улыбкой, которой всегда меня успокаивал. И она беспроигрышно действует, так как моя дочь тает. Не охотно, но она отпускает нас.
Мы неуклюже забираемся в его машину и ждем пока она прогреется. И едем мы не совсем за молоком. Просто Матвей подхватывает мою идею, чтобы побыть наедине. И это ожидаемо, что разговор наш не клеится, а точнее мы вообще не знаем с чего начать. Тормозим у первого попавшегося магазина, но не выходим. Вместо этого Матвей внезапно берет мои окоченевшие пальцы и подносит к своим губам, согревая горячим дыханием.
– Прекрати, – шепчу, но не отнимаю свою ладонь обратно.
– Ты замерзла.
– А ты мог бы включить обогрев сильнее, – все же нахожу силы и возвращаю руку в карман. – Красивые цветы ты подарил
